Иногда я остаюсь поболтать с Поротами, но сегодня мне не захотелось задерживаться. Никак не могу привыкнуть к этим переменам в Сарре. За весь вечер он не сказал ни одного вежливого слова.

Когда я вернулся к себе, было ощущение, что вот-вот пойдет дождь: на ночном небе собирались тучи, в лесу гуляли отзвуки грома. Когда я включил свет, маленький Авессалом Троэт улыбнулся мне с фотографии, как будто радовался моему возвращению.

Дождя все еще нет. Прочитал «Одержателей» Джона Кристофера почти целиком. Автор достаточно успешно создает ужас из краеугольной проблемы человеческих взаимоотношений: нашего неумения понять, что на самом деле происходит в голове у другого.

Потом большую часть вечера играл в…

Господи! Только что перепугался до полусмерти. Пока писал, услышал звук, как будто кто-то беспокойно постукивает пальцами по столу, и обнаружил, что в нескольких дюймах от моей лодыжки крадется паук невероятных размеров, самый здоровый за лето. Наверное, жил за комодом возле стола.

Когда паук топает по полу так, что его становится слышно, носки снимать не хочется! Куда подевался треклятый инсектицид?! Пришлось прихлопнуть эту тварь тяжелым ботинком. Думаю, теперь я просто оставлю его посреди комнаты до утра, чтобы не видеть отвратительные раздавленные останки. Сейчас не хочется видеть, как они выглядят. Или проверять, не движется ли ботинок… Нужно купить еще инсектицида.

Ах да, игра, «Что, если». Та, которой Рози научил Кэрол. Отчего-то я играл в нее с тех самых пор, как получил письмо. Она оказалась привязчивой. (Что это, тщетная попытка расширить рамки возможного? Повысить собственную восприимчивость? Или просто упражнение, чтобы меня пробил холодный пот?) Я изобретаю самые невероятные ситуации и стараюсь поверить, что они происходят. На самом деле. Например, что, если этот чертов курятник, в котором я живу, тонет в зыбучем песке? (Хотя это, возможно, не так уж невероятно.) Что, если я начинаю надоедать Поротам? (И это тоже.) Что, если я проснусь в собственном гробу, как в кошмаре, что преследовал По?

Что, если Кэрол в эту секунду влюбляется в другого мужчину? Что, если ее приезд в эти выходные закончится необратимой катастрофой?

Что, если я никогда больше не увижу Нью-Йорк?

Что, если некоторые рассказы в сборниках ужасов на самом деле не выдумка? Что, если Мэкен говорил правду? Что, если «белые люди» в самом деле существуют – злобные крошечные личики в лунном свете? Шепотки в траве? Ядовитые существа в лесу? Скрытое зло мира?

Ладно, хватит заниматься глупостями. Пора спать.

* * *

Джереми спал… витал… плыл… кружился по реке на узком плоту, несся прямиком к порогам. Он слышал их впереди; чудовищная катаракта из тумана и белого дыма и рев ужаснее всякого грома. Плот их почти достиг, начал крениться вперед и яростно затрясся, когда его подхватило течение.

И вдруг опрокинулся и сбросил его с кровати. Фрайерс рухнул на пол.

Который продолжал двигаться.

В двух милях дальше по дороге и на милю ближе к городу Хам Стадемайр с трудом пробрался к окну и выглянул наружу, бормоча обрывки молитв. Рот у него распахнулся от изумления. Снаружи в лунном свете его кукурузное поле поднялось, земля вздыбилась, как будто под лоскутным одеялом двигались чьи-то гигантские конечности.

– Господь всемогущий, – выдохнул Хам, – неужели Страшный суд настал?

Адам Вердок спал на койке рядом с постелью жены. Ему приснилось, что его дочь Минна трясет его за плечо, и, как он позже вспоминал, в душе зародилась смутная надежда, что у нее есть добрые вести о Лизе. Но когда он проснулся, Минны рядом не оказалось, Лиза лежала с закрытыми глазами. Адам почувствовал, что его швыряет по крохотной спальне «как крысу в зубах терьера». Но его жена по-прежнему не открывала глаз.

Дебора лежала с открытыми глазами. Сарр вздрогнул и проснулся, когда ее резко швырнуло на него. Где-то внизу разбилось стекло. Стены дома гнулись и скрипели как мачты во время шторма.

– Любовь моя, – сказал Порот, – скорее, нам надо выбираться!

Она уставилась на него неподвижным взглядом. Возможно, спала с открытыми глазами. Она как будто ничего не слышала.

– Любовь моя, – повторил Сарр, повышая голос, – просыпайся, новое землетрясение. Он поднял жену с постели – оба в одних ночных рубашках – и бросился к лестнице.

Сим Фенкель был пьян и все проспал.

* * *

В темном лесу возле крошечного земляного алтаря на краю болота с ужасающим содроганием разверзлась земля, швырнув в воздух зазубренные куски камней. Часть поверхности затряслась и просела, поглотив останки обгоревшего тополя и небольшой холмик грязи. Животные в ужасе разбежались. Деревья, которые остались стоять, согнулись как во время страшной грозы. С чудовищным треском земля раскололась, вздулась и поднялась, как будто нечто огромное давило на нее изнутри, пытаясь дотянуться до луны.

Постепенно содрогания прекратились, земля снова успокоилась. На глазах у Хама Стадемайра его поле замерло неподвижно; гигант под одеялом снова уснул. Сарр, тащивший окостеневшее тело Деборы вниз по лестнице, почувствовал, как дрожь прекратилась. Перепуганный Фрайерс поднялся с пола. Они вышли наружу и с облегчением остановились на твердой земле, и двое мужчин разговаривали, пока не начался дождь.

А в лесу воздвигся на фоне звезд громадный силуэт, покрытый листвой как мехом и горбатый как какое-то невероятное чудовище.

На следующее утро под моросящим дождем люди взялись приводить свои хозяйства в порядок. Берт и Амелия Стиглер бродили вдоль полок в магазине и сметали осколки разбитых бутылок. Горюющий Адам Вердок таскался по округе, разыскивая коров, которые разломали и без того поврежденные стойла. Старый Вафуил Райд, расхрабрившись, схватил грабли и прогнал заполонивших его землю змей в лес.

А юный Раймунд Трудель, который отправился в заболоченную часть леса, чтобы отыскать сбежавшую свинью, наткнулся на сцену ужасающих разрушений и с испуганным криком прибежал домой, рассказав о чудовищном холме, который за ночь вырос посреди Закутка Маккини.

На тротуар сыпется дождь. Утреннее солнце смутно проглядывает сквозь завесу облаков. Зависшая между двух шпилей собора растущая луна – до полнолуния всего три дня – кажется сгустком дыма на фоне сереющего неба. Пока он блуждает по городу, поглядывая вокруг из-под черного зонтика, и перечисляет в уме все, что еще предстоит сделать, Старик видит истинное ее значение.

Это знамение необратимого завершения.

Две предварительные церемонии завершены. Женщина прошла испытание и оказалась достойной. Дхол живет в человеческой форме. Остался единственный шаг, последнее превращение перед завершающим актом, Вула'тинне.