На сухом пути разбойники были грозой дорог, проходивших большими дремучими лесами. Из Конунгахеллы и Льодхуса (Lodose, Gotaborg), двух старинных торговых родов, о которых упоминается в X веке, товары привозились в Вестготландию лесом, длиной в два дня пути. Одна древняя сага сохранила об этой дороге следующий рассказ. Некто Аудгисли, имевший в Готаланде двор и жену, возвращался из поездки в Англию по торговым делам в Конунгахеллу. Он привез с собой много богатства. Повстречавшись однажды с Халльфредом Вандрадаскальдом, незадолго до того потерпевшим кораблекрушение и утратившим все имущество, Аудгисли сказал ему: «Я дам тебе десять фунтов серебра и зимний приют в своем доме, если проводишь меня к востоку в Готаланд; дорога не безопасна, и многие, располагавшие идти туда, остались дома». Халльфред согласился. Они навьючили пять лошадей и сверх того имели порожнюю лошадь.

В лесу попался им человек высокого роста и крепкого сложения, шедший с восточной стороны: он был шведский уроженец и назывался Аунунд. «Этот путь опасен, — сказал он путешественникам, — если вы идете в восточную часть леса и не знаете его хорошо. Некоторые говорят, там нельзя ходить с каким бы то ни было добром; со мной, однако ж, ничего не случилось, потому что знаю все тропинки и стараюсь обходить места, где живут разбойники.

Если дадите мне что-нибудь, я, пожалуй, пойду с вами». Они обещали 12 серебряных ер.

Под вечер они подошли к дому, построенному посреди леса для путешественников. Они уговорились, чтобы Аудгисли принес воды, Халльфред развел огонь, а Аунунд наколол дров, Халльфред снял свой пояс, к которому привешен был ножик, как носили в то время: ножик попал ему на спину, когда он набрасывал пояс на шею и нагибался раздувать огонь. В ту же минуту Аунунд вернулся назад, подошел к Халльфреду, взмахнул своей большой секирой и ударил его поперек спины. Удар пришелся в ножик, и Халльфред получил только легкие раны по обеим сторонам ножа: ухватив Аунунда за ноги, он повалил его и заколол коротким мечом, который носил под платьем. Аудгисли не возвращался.

На рассвете другою дня Халльфред пошел искать его и нашел убитого у колодца. Он понял, что Аунунд был одним из людей, делавших опасной дорогу по глухим пограничным лесам для купцов и других путешественников, которые ехали не с пустыми руками. Похоронив Аудгисли, он взял его пояс с ножом и продолжал путь с лошадьми и поклажей к востоку; одно затрудняло его: он не знал дороги,

К вечеру послышалось ему, что колют дрова в лесу. Он отправился в ту сторону и выехал на лесную засеку. Человек, рубивший дрова, был высокого роста и крепкого сложения, с рыжей бородой, с темными густыми бровями, и смотрел очень не ласково. На вопрос Халльфреда он отвечал: «Меня зовут Бьерн, я живу недалеко отсюда в лесу; Пойдем ночевать ко мне; в моем доме будет для тебя довольно места: я постерегу и твои товары». Халльфред пошел с ним, но крестьянин казался ему несколько подозрительным: в глазах у него так и сверкала жадность. Бьерн прекрасно угостил путника. На дворе было много народа.

Ночью крестьянин и его жена легли на кровать с дверцей впереди; в той же комнате поместился и Халльфред на кровати с таким же отверстием. Однако ж, боясь злого умысла, он не раздевался и не ложился, но присел на краю постели и вынул меч, подаренный ему Олафом Трюггвасоном.

В самую глубокую ночь крестьянин встал, взял копье и кольнул им в кровать Халльфреда. Но этот ударил его мечом и ранил смертельно. В доме поднялся шум. Зажгли огонь, жена Бьерна бросила платьем в Халльфреда, который приготовился к обороне. Его одолели, связали, повели на тинг судить. Но пояс и нож Аудгисли, которые он представил в подтверждение своих показаний, были узнаны женой убитого, умной Ингеборг. Она со своим отцом, Тораром, отправилась на двор Бьерна. Там нашли все пожитки Халльфреда и ее покойного мужа. Послали людей в западную сторону леса, и тогда оказалось, что подсудимый рассказывал правду,

Он провел зиму у Ингеборг; с ним обходились ласково; жителям было что рассказать про него. Он и Ингеборг, продолжает сага, не гнушались друг друга, несмотря на то; что один был христианином, а другая язычницей. Он просил ее руки и получил ее. Спустя два года какой-то сон возбудил в нем желание вернуться в Норвегию к Олафу Трюггвасону; с ним пошла и Ингеборг. Она уже родила ему сына; другого принесла в Норвегии; вскоре потом умерла, и Халльфред очень тужил по ней. Первого сына, Аудгисли, подававшего большие надежды, он послал в Швецию к тестю, Торару, в Готаланде, другого поручил одному почтенному человеку в Трондхейме для воспитания, а сам вернулся на родину, в Исландию.

Такая же гостиница для проезжих находилась на дороге из Трондхеима в Ямталанд. Эти пристанища в дремучих пограничных лесах, по которым пролегали торговые дороги, назывались Saelobus. Они были обширны, может быть, потому что купцы ездили многочисленными обществами для лучшей безопасности от разбойников. Это можно заключать из рассказа, что однажды вечером 12 купцов прибыли в гостиницу Ямталандского леса и нашли там ночлег для себя и помещение для товаров, хотя в эту же ночь остановились там и другие проезжие. Считалось предупредительным и вежливым поступком при отъезде с ночлега оставлять наколотые дрова, чтобы будущие проезжие тот-час же могли обогреться и обсушиться.

Впрочем, о состоянии внутренней торговли мы знаем только, что тинги и праздники соединялись с ярмарками. На великом февральском празднике в Упсале (Goic, Февраль), во время общего тинга, происходила и ярмарка, продолжавшаяся целую неделю. Вероятно, то же обыкновение соблюдалось и в других областях: места жертвоприношений и тингов были также местами ярмарок. Оттого, без сомнения, получили начало многие города в Швеции, например, Скара в Вестготландии, Льонхакепунгер[441] (Линненинг) в Остготландии, Стренганес (Strengnaes) в собственной Седерманландии, Телге[442] в Седертерне, Торсгарг (ныне Торсхелла) в Рекарне[443] и другие. Торговля была меновая; если же товары не отвечали одни другим в Пене, то разница доплачивалась серебром и золотом по весу.[444] Мы уже говорили, в первой части «Походов викингов», что для этой цели употреблялись разной величины золотые и серебряные перстни или пластинки, разрезаемые по мере надобности, и что для того же пользовались и иноземной монетой. В это время еще не чеканили своих денег, по крайней мере до Олафа Скетконунга, а относительно монет, ему приписываемых, мнения археологов еще не согласны.