1. Собак гг. студентам не держать, ибо от сего нечистота в доме и неприлично учащимся заниматься тресировкою собак.

2. Не стрелять ни в комнатах, ни на дворе, ни в цель в заборе, в сарае, в гумне, в саду. Кто хочет стрелять, может идти в лес. Карлово лежит так близко от города, что сие запрещено полицией.

3. По ночам не отлучаться, ибо в 11½ часов все двери в доме запираются и честные люди спят или работают в кабинете.

4. Кто не пришел к 2 часам к обеду, к 7 часам вечера к чаю, для того особенно делать не будут обеда и чаю. Ужин в 9, а если угодно в 10 часов (NB. Лекции кончаются в 12, начинаются в 4 пополудни).

5. Чрез окна не лазать, ибо со стороны это видеть неприятно и портит стены, ров и окна. На выход есть двери для всех благовоспитанных людей в мире.

6. С трубками по двору не ходить, от опасения пожара. В саду курить можно, имея трубку с крышею.

7. Приходящие в гости студенты к студентам, живущим в Карлово, если не знакомы в доме хозяина Карлова, не могут быть приглашены в сад. Сад есть то же, что комнаты. Там гуляют дамы, девицы, сам хозяин и его приятели. Но Булгарин из своего дома не намерен делать трактира, а из сада – публичного гульбища.

8. Кроме серьезной болезни, если гг. студенты пожелают оставаться в комнатах во время обеда, хозяин Карлова объявляет, что он не имеет слуг и посуды для рассылки порций по комнатам.

9. Булгарин, принимая в дом студентов только тех, с которых родителями он дружен, надеется, что молодые люди будут жить у него, как в доме родственном, дружеском, а не как на постое военном или в трактире. Булгарин не ищет своих выгод и не хочет иметь дела, как только с людьми благовоспитанными. Собака, хотя бы она стоила 1000 рублей, будет убита, если будет приведена в Карлово. В этом Булгарин дает честное слово старого солдата, и при том просит показать сей лист Н. В. Прокофьеву, который скоро сам здесь будет.

Копия такового послана к И. Ф. Маковкину.

В Карлове, 23 июля 1829.

Подписано на подлинном

Ф. Булгарин

На сии пункты гг. студенты отвечали мне на сем же листе следующее:

Копия

Студенты, живущие у г. Булгарина, просят его не думать, чтобы всякой мог заставить их плясать по своей дудке. Не получив от родителей своих наставлений, на счет высказанного вами, они ничуть не намерены принимать их от людей совсем для них посторонних. Впрочем, г. Булгарин может быть уверен, что вышеупомянутые студенты употребят все свое старание, чтоб избавить как самих себя, так и его от неудовольствий, могущих произойти от дальнейшего их здесь пребывания.

Подписано:

Н. Прокофьев

А. Самойлов

С. Прокофьев

Итак, милостивый государь Иван Федорович, вы не давали наставлений Ардалиону, чтоб он слушал меня как отца? Итак, я для него человек посторонний, не имеющий права ему советовать. Итак, требовать от молодых людей скромной жизни, порядка, значит заставлять их плясать по своей дудке? От Прокофьевых и ожидать нечего. Это развратники и буяны. Но неужели позволите вы и Ардалиону, которого мы полюбили как сына, неужели вы позволите 17-летнему мальчику управляться собою и следовать внушениям развратников, на которых сам он прежде вам и мне жаловался? Что из этого выйдет? Что Прокофьевы из Ардалиона сделают такого же негодяя, как сами. Прошу вас принять свои меры, и если вам угодно, чтоб он оставался у меня в доме, то предпишите, чтоб он слушал меня как отца родного, попросил прощения в принесенном оскорблении и отстал вовсе от Прокофьевых. Прошу исполнить мою просьбу с первою почтою, если желаете блага Ардалиону. Он малый добрый и тихий, вел себя хорошо и скромно и подписался из боязни Прокофьевых или ложного молодечества. Надобно на первом шагу к злому остановить юношу и дать почувствовать ему, что он еще в 17 лет не на воле. Иначе все пропадет.

Я писал к вам о высылке мне из Польши ящика шампанского, за которое деньги получите с благодарностью, но не имел от вас ответа. Прошу кланяться всем домашним.

Ваш истинно любящий и уважающий Ф. Булгарин

Карлово, 24 июля

1829

2

Почтеннейший Иван Федорович!

Ардалион написал вам справедливо, что он не участвовал в тех шалостях и буйстве, в которых я обвинял Прокофьевых. Я и не упрекал Ардалиона, а послал условные пункты с Прокофьевыми. В сих пунктах я не мог вписывать, что говорил о других, исключая Самойлова. Но ему не следовало слушать негодяев и подписывать свое имя рядом с ними. Не следовало упрямиться и запираться в своей комнате. С приезду Прокофьевых Ардалион, который все время, свободное от учебы, проводил с нами в верхнем этаже, был любим и ласкан как свой родной, теперь не ходит к нам наверх, а ест и пьет в своей комнате, вместе с Прокофьевыми. Жаль Ардалиона, добрый малый с наилучшим сердцем, но молод и без характера. Ему вперили Прокофьевы свою адскую гордость и хотят держать в своих когтях. Боюсь, чтоб не увлекли в пучину разврата. Вот уже два дня, как я получил ваше письмо, в котором вы пишете, что он должен извиниться, но поселе не видел Ардалиона в глаза. Прокофьевы не отступают от него и, верно, смущают его своими советами. Что из этого будет? Неужели хотите, чтоб ваш Ардалион, 17-летний мальчик, был на своей воле, управлялся своими страстями, поселился с Прокофьевыми в городе на вольной квартире и стал жить по-Прокофьевски? Не думаю, чтоб это вам нравилось. Не ожидает ли Ардалион, чтоб я к нему пришел просить прощения! Отец Прокофьевых сам будет в Дерпте и порядком проучит своих разбойников, по-русски, дубьем, чего они стоят. Но ваш добренький Ардалиоша зачем прилепился к этим Каинам? Напишите к нему, чтоб он их вовсе бросил. Я люблю душевно Ардалиона, он добрый и милый малый; хочу его блага и только. Если б я гонялся за выгодами, то гладил бы по головке, но хочу, чтоб из моего дома вышел порядочный человек.

Вина я не получил, а нуждаюсь крайне. Уведомляю вас, что если вы при своем артельщике не отправите извозчика за город, то не получу вина до сентября, а тогда оно мне будет не нужно. Извозчики всегда обманывают и поджидают более фрахту. Я послал свои вещи 11 апреля, извозчик должен был явиться в Дерпт чрез