Бану подняла глаза — и Кхассав не нашел в них недовольства. Праматерь, да что вообще значат условности перед лицом непреклонной Нанданы?

— Благодарим вас, Кхассав, — отозвался Маатхас.

— Как и обещал, — сказал раман, немного успокоившись, — я не буду докучать вам разговорами о походе на Мирасс, пока не истечёт срок, о котором мы договорились.

Маатхас прищурился.

— Просто так прождать четыре года?

— Я дал слово Матери Севера и, как ни посмотри, его отцу. Я дал слово своим соратникам. В отличие от Ласбарнской кампании, поход на Мирасс — полностью моя затея, и всякий уговор, заключенный в её отношении, я намерен выполнять любой ценой. К тому же, мне пока и в столице полно забот. Думаю, вам это хорошо понятно, сколь хлопотно растить двух маленьких детей. К тому же, со смертью матери почти все её обязанности свалились на меня. От Джайи…. От Джайи никогда не было особого толка в управлении страной. Она может вести хозяйство, но это абсолютно бесполезно с учетом дворцовых управляющих. Её кресло высоко, как и мое, а талантов совсем нет. Ей следовало ограничиться ролью наложницы или водной жены — она достаточно красива и достаточно замкнута. Но, — Кхассав развел руками: судьбы не выбирают.

Таны были согласны. Даже их собственный брак, несмотря на титанические усилия с обеих сторон, в конечном счете, был предопределен.

На этот раз Бансабира действительно не принимала участия в охоте, но мало-помалу, здесь, в сугробах, начала тренироваться сама — с охраной, как прежде, с мужем, как ей особенно нравилось, с Сертом и Гистаспом, как было ей бесполезнее всего, потому что уйму времени они тратили на разговоры. Больше всего Бану любила, когда тренировались все вместе, вперемешку, с астахирцами и островитянами — так ей было всего дороже.

Хорошо, когда молодняк это видит, в этом живет, — думали все.

Шаг за шагом Бансабира начала вкладывать клинки в руки младших детей. Ей было пять, когда она впервые зажала в ладони тяжелый короткий меч. А им, Шиимсагу и Шинбане, уже шесть. Хватит держаться за дерево.

Гайер уже что-то умел — с ним занимались то Русса и Раду, то Шухран, Вал, отец и мать. Теперь он был вторым наставником для малышей. Он гордился собой и с достоинством вышагивал после тренировок возле «высокой матери». Гайер взрослел, обогретый в браке Бану и Сагромаха. Он знал, что не приходился Маатхасу сыном, но иного отца не знал, и, иногда ловя себя на любопытстве, думал, что, может, его кровный предок, Нер Каамал, был бы таким же хорошим, могучим и мудрым, как отец Сагромах.

Тем не менее, время от времени до Гайера доходили слухи о каком-то отцовском предательстве. Пару раз он пробовал спрашивать «высокую мать», но та мягко говорила, что все это дела давно минувшие, и своим браком с Нером Каамалом она осталась вполне довольна. Сагромах тайну тоже раскрывать не торопился. И на время Гайер притих, раздумывая, где, когда и как сможет выудить это из родителей или их окружения. Хабур вот, кажется, весьма угрюмым, но если как следует развеселить, да еще и в праздник, когда он выпьет…

Бансабира, наблюдая за мальчиком, все больше убеждалась, что Гайер пошел в обоих дедов: в Сабира Свирепого сложением, в Яфура Каамала, Льстивого языка Яса, цветом волос и чертами лица. Только глаза у мальчика её — достались еще от Эданы Ниитас. Если бы в свое время ей сказали, что она будет любить сына Нера, она посмеялась бы. Впрочем, Яфур что-то подобное говорил, но она не придала значения.

Хорошо, что они с покойным свекром простились в дружеских отношениях. И тем более хорошо, размышляла танша, что хотя бы к его собственной кончине она не имела отношения.

Гайер, как и малыши-близняшки, от вершин Снежного Дракона был в восторге. Он постоянно бубнил Сагромаху, что тоже хочет сходить на кита. Маленькие Шиимсаг и Шинбана вторили.

— Я уже умею держать меч! — повторяла девочка. — Пусть отец возьмет меня на охоту! Ты ведь тоже ходила на такую охоту, да, мама?!

— Да, — отзывалась Бану, чувствуя, как сладко ноет в груди воспоминание.

Зная, что силы могут подвести, в последний день китобоя Бансабира рискнула все-таки подняться на тартану. В тот день морякам удалось выловить здорового самца.

Гайер, Шиимсаг и Шинбана смотрели на родителей, сходящих на берег, с непередаваемым восхищением.

— Я тоже! — кричала Шинбана, подбегая вперёд всех. — Я тоже буду такой, как ты! Грозной таншей! Вжух-вжух! — девочка сделала несколько движений, будто невидимым клинком перерубила большую рыбину. Гайер над ней посмеивался.

— Ты еще не выросла, как мама!

— Вырасту! — отрезала девчонка. — И буду самой настоящей северной таншей, буду биться с китами и всякими негодяями! Буду лучше всех — лучше вас обоих! — девочка по очереди тыкнула в братьев пальцем, — управляться с мечом.

Моряки и их женщины, включая приезжих, хохотали почти до слез. Маатхас подошел к дочери, погладил по голове, чмокнул влажными губами в волосы.

— Будешь, звездочка.

— Только, чтобы быть таншей или таном, — добавила Бану, приближаясь к дочери по другую сторону и чуть наклоняясь, чтобы смотреть ребенку в глаза, — мало лучше всех управляться с мечом.

Гайер встал рядом, Шиимсаг тоже вздернул голову, встав рядом.

— А что, что нужно? — заспрашивали наперебой.

Бану призадумалась на долю мгновения.

— Думаю, чтобы быть таном, надо по-настоящему и всей душой любить искусство стратегии.

— И людей, — добавил Сагромах, — которых эта стратегия призвана защищать.

— Хм, — деловито подытожил нечто в собственных наблюдениях Гайер. Сложил руки на груди и задрал голову. Да-да, будто он тут из них троих и знает искусство стратегии лучше всех.

Вечером, когда все расходились ко сну, и Бансабира с Маатхасом уединялись в общей гостиной, лишенные радости соития наказом врача подождать хотя бы четыре месяца после столь тяжелых и неудачных родов, они вели беседы о том, что их объединяло, что настигало теперь, что им предстояло сделать. Они планировали, какие отдадут распоряжения, чтобы встретить двадцать седьмой день рождения Бансабиры в доме Гайера Каамала, и размышляли, как поступят в дальнейшем. В одну из таких бесед Маатхас поведал об обнародовании по всему северу завещания, и тогда, поблагодарив за такое доверие, Бансабира впервые сказала то, о чем оба знали, но боялись говорить вслух.

— Нам придется поженить моих внуков.

Сагромах вздохнул. Нет ничего хорошего — женить между собой кузенов. Но иначе север никогда не будет един, а наоборот распадется в междоусобице именно из-за танаара клана Яввуз. Стало быть, будет лучше всего, если Гайеру наследует дочь, а тут…

— Только ты сможешь со временем донести до него мысль об этой необходимости, — сказала Бансабира совершенно искренне. Никто, кроме Сагромаха не справится.

— Но Гайер старше, — разумно заметил Маатхас.