С аданийцами все тоже неуклонно сводило Таммуза к паранойе. Его стали многие поддерживать на новой земле, особенно после вступления в должность генерала. С рождением его с Майей сына, о котором он заботился во со всем рдением, слава молодого семьянина, «брошенного родней и потому такого внимательного к собственной» множилась. Наконец, смерть в родах Таниры и его прилюдная присяга племяннице, которую он дал еще до казни лекаря, окончательно убедили многих аданийцев, особенно среди простых людей, что сердце, не постигшее родительской заботы и любви, возмужало, взросло, и теперь Таммуз со всей присущей достойным мужчинам ответственностью нес знамя семьи Салин.

Но с его отбытием в Орс положение царевича в совете резко пошатнулось. С одной стороны, были те, кто видел в его воцарении в Орсе доброе предзнаменование: появился-таки человек из рода Далхор, настолько тесно связанный родственными узами с Адани, что о дальнейшем продолжении многовекового конфликта можно забыть. Конечно, вот так сразу не получится. Конечно, многие еще будут пытаться нарочно разжечь огонь войны, порой даже тайно прикрываясь его именем. Но каков сам факт! Теперь Орс и Адани могут воистину стать государствами-побратимами и не следовать доставшейся в наследство от предков неприязни.

Тех, кто держался подобной позиции, было немного, и другие не разделяли радужных убеждений собратьев. Нашлись те, кто решил использовать восхождение опального царевича на орсовский трон как удачную возможность взобраться выше, еще ближе к обоим тронам сразу, и если вдруг Таммуз Далхор-Салин не желал идти навстречу таким стремлениям, то аданийская знать не гнушалась использовать для давления на него жизнь таммузвовского сына и племянницы. Напрасно напоминала лордам Майя об их присяге маленькой Джанийе.

А еще была Сафира, влияния в совете которой сам Таммуз боялся особенно. Если бы он знал, что именно беспримерная верность жрицы интересам династии и сохраняла, сколько было возможно, лад во дворце, наверняка пересмотрел бы свое к старице отношение. Однако правда была в том, что всякий раз, когда Сафира присылала вести, Таммуз с замиранием сердца ждал новости, что вот именно теперь жрица смогла настроить семью Салин, включая малышей, против него самого.

В конце концов, пытаясь упорядочить в голове преданность Сафиры аданийской династии и реальное положение вещей в семье Салин, Таммуз пришел к единственному возможному решению, чтобы перестать трястись за свое положение по обе стороны орсо-аданийской границы.

Выслушав царя, Змей провел языком по зубам, облизнул губы, качнул головой.

— Признаться, я думал, что это будет Сафира.

«Но рад, что ты оказался смелее отца».

Таммуз, кусая губы — уже не новая, неотвязная привычка — локтями оперся на столешницу.

— Я действительно опасаюсь её влияния при дворе Шамши-Аддаде. Но если убить Сафиру, ни Майя, ни Салман не удержит совет в единстве перед династией.

— Достойная женщина, — не удержался Гор от комментария. Хотя Таммуз из личных побуждений, которые тоже были скорее взаимной привычкой, чем каким-то рациональным, обоснованным страхом, испытывал к аданийской жрице-советнице устойчивую неприязнь, отрицать её силу было малодушно.

— Надо, чтобы как тогда с Красной Башней, я стал единственной надеждой для всей династии. Если меня будет поддерживать Сафира, я смогу переломить отношение к себе Адани, а имея там власть…

— Уточним, что это власть страны, победившей Орс в последней войне, — непринужденно перебил Гор.

— … я смогу заставить все орсовские языки, которые продолжают поносить мое правление и зовут узурпатором, заткнуться.

— Отсохнуть, — поправил Гор. — План хороший. Какова цена? — он подался вперед.

— Что? — Таммуз выпучил глаза. Гор захохотал.

— Ну, мой царь, — все в том же непринужденном ключе поведал Гор, — я понимаю, что вы привыкли получать мою помощь безвозмездно — все-таки за десять лет я попросил оплаты лишь однажды — но, думаю, сейчас самый раз повторить.

— Ты мой советник, какая еще тебе нужна оплата? — вздрогнул царь.

— Ну, — лениво протянул Гор. — Думаю, должность казначея мне подошла бы.

Таммуз вытянулся в лице: он серьезно, что ли? Но Гор в ответ на немой вопрос смотрел так красноречиво, что Таммузу было ясно: Змей не шутит.

Воин развел могучие руки в стороны:

— Как видите, моя цена, как наемника, довольно скромна. Но вот остальным, — многозначительно протянул Змей, будто не видя, как Таммуз теряет терпение. — Напомню, что вся орда, которая помогает мне чистить для вас Орс, шпионить в Адани, доносить из Архона, Яса и Иландара, и устранять неугодных — коренные ласбарнцы и чистой воды солдаты. Они продаются, как и я, и, если им вовремя не заплатить, нет никакой гарантии, что в скором времени какой-нибудь аданийский толстобрюх из совета не перекупит капитанов, а с ними — и бойцов.

Таммуз нахмурился:

— Твоим людям настолько неведома преданность?

Гор наклонил голову:

— Они не мои люди. Они наемники.

Таммуз сцепил руки в замок перед собой, оперся на него подбородком. Отвел тяжелый взор.

— Я обобрал до нитки обеих сестер, чтобы заплатить тебе в прошлый раз.

— Не мне, а армии, государь, — поправил Гор. — И я для той же цели обирал несколько лет все орсовские церкви, но что поделать?

Таммуз взбесился, но смолчал. Пристально, пронзительно посмотрел на Змея. Тиглат не из тех, кого можно убедить, уговорить, смягчить. Он не меняет решений и не отступается от слов.

Таммуз перевел дыхание.

— В таком случае, господин казначей, — он сделал указующий жест в сторону двери.

Гор расцвел.

— Тогда я приступлю, с вашего позволения.

— А что, уже есть замысел? — даже зная Тиглата не первый год, Таммуз не переставал удивляться прыткости этого, в общем-то, уже зрелого мужчины, который либо действительно имел план на все ситуации в жизни, либо просто непростительно ловко импровизировал.

— Иногда мне кажется, — не удержался Таммуз, не дожидаясь ответа, — у тебя с юности осталось с два-три десятка каких-нибудь эффектных идей для убийства, которые так и не подвернулось случая проверить на ком-то конкретном. И теперь ты просто радуешься каждой возможности снова… как бы это…

— Тряхнуть стариной? — скалясь, подсказал Гор.

Таммуз в ответ кивнул, хмурясь. Гор сделал глубокий вдох.

— Да ну что вы. Салман не сделал мне ничего плохого, чтобы я желал ему смерти. Тем более не стоило бы играть с его жизнью. Но моим людям и впрямь надо платить, даже если это не совсем в моих интересах, а более дельного случая заработать в последнее время не поступало. Знаете ли, государь, — Гор вдруг оскалился совсем неприлично и пожаловался, — жалование царского советника, если он честен, довольно маленькое.