красться вперед. Не выходя из тени деревьев, я оглядел лужайку.

Миледи стояла, сжимая руки молодому человеку. Она поцеловала его долгим поцелуем, потом отступила назад и расстегнула замочек ожерелья. Я сразу узнал его. Мы вместе покупали его на ярмарке в Лондоне.

— А когда вы встретитесь с ним, — заговорила она, видимо, продолжая объяснять молодому человеку свое поручение, — не забудьте отдать ему это.

Она протянула ему ожерелье и добавила:

— Только получив его, он поверит, что вас действительно послала я.

Она еще раз поцеловала его и направилась к дому. Молодой человек сделал несколько неловких шагов следом за ней, и только тогда я увидел, как он изможден и бледен, как широко раскрыты глаза.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Еще один, один последний поцелуй!

Но Миледи отрицательно покачала головой и отмахнулась от него веером.

— Только когда вы приведете ко мне Ловеласа, — прошептала она и улыбнулась. — А теперь ступайте.

Молодой человек странно поперхнулся, потом внезапно низко поклонился, отвернулся от нее и стремглав бросился прочь. Миледи проводила взглядом убегавшего юношу, а потом неторопливо продолжила свой путь, вглядываясь в ночь, в далекое мерцание огней Нью-Йорка, в громадную и пустую тьму, лежавшую за ним.

Я невольно улыбнулся и достал ее кольцо. Выйдя из-за деревьев, я бросил его так, что оно описало дугу над ее головой и упало в траву прямо перед ней. Она замерла, потом шагнула вперед и подобрала кольцо. Миледи мгновенно узнала его и обернулась. Ее глаза были широко раскрыты. Она снова замерла на месте, потом рассмеялась, задыхаясь от волнения.

— Ловелас! — крикнула она, а потом, когда я сделал шаг ей навстречу, проговорила более спокойно: — Ловелас.

Я протянул ей руки, ее губы встретились с моими губами. Я обнимал ее, ощущал ее, наслаждался, осязая мягкие линии ее тела. Она продолжала смеяться, смеялась даже целуя меня, и одновременно рыдала. В конце концов я отстранился, чтобы смахнуть слезы с ее щек. Она моргала, глядя на меня, выражение ее лица при этом трудно даже описать — так много в нем было разнообразных эмоций.

— Вы совершенно не изменились, — заговорила наконец Миледи.

Потом она снова рассмеялась, но тут же нахмурилась и недоверчиво покачала головой.

— Как это возможно, Ловелас? — прошептала она, погладив мои волосы. — Вы такой же молодой и красивый, каким я видела вас в последний раз.

Я окинул ее пристальным взглядом. Роскошные черные волосы, очень мягкие губы, глаза ослепительнее самого яркого золота.

— Вы тоже, Миледи, — шепнул я ей на ухо, — вы тоже не изменились.

— Да, Ловелас, — ответила она, — но вам известно, что я такое.

Я заглянул ей в глаза, потом посмотрел через ее плечо на лежавшую впереди тьму.

— Я видел много чудес, — тихо ответил я ей наконец. — Обрел много неведомой власти.

Она едва кивнула и сказала:

— Так много, что это просто бросается в глаза.

Я улыбнулся.

— Теперь вся эта власть ваша, Миледи.

Я попытался повести ее с лужайки в направлении к дому, но она воспротивилась и снова обхватила меня руками. Она вглядывалась в мое лицо, и ее глаза сияли, но губы были плотно сомкнуты, выдавая терзавшее ее недоумение.

— Что вас смущает? — спросил я.

— Мне необходимо знать, что произошло. Я должна быть уверена, что передо мной действительно вы.

— Как вас понимать? — удивился я, пожав плечами. — Кем я еще могу быть, если не самим собой?

— Не могу сказать, — ответила она, криво улыбнувшись. — И все же я была уверена, милый Ловелас, уверена, что вы умерли.

Я взглянул на кольцо, которое она снова надела на палец.

— Делились ли вы своей уверенностью с теми, кого отправляли искать меня?

Миледи откинула назад волосы, как если бы этот вопрос возмутил ее.

— Конечно нет. Ведь я, как вам известно, привыкла быть обожаемой дамой сердца. В самом деле, Ловелас, только представьте, насколько более жестоко было бы держать их при себе. Они бы давно окончательно спятили. Я же отвращала их от себя, когда любовь только еще начинала их терзать.

Я улыбнулся, потом снова взял ее под руку и на этот раз решительно повел к дому.

— И все же вы смогли бы гораздо проще уберечь себя от сердечной боли, а своих любовников от дальних странствий, если бы сразу отправились сюда вместе со мной на «Праведном пилигриме».

Я почувствовал, что Миледи вздрогнула.

— Как вы могли поверить, — прошептала она, — что я знала, куда вы отправились?

Я нахмурил брови.

— Лайтборн сказал мне об этом.

— Значит, Лайтборн солгал вам. Как солгал и мне.

Я остановился и повернулся к ней лицом.

— Что он вам сказал? — спросил я, медленно выговаривая слова.

— Что вы умрете, если мы не достанем свежее мумие. Мы вдвоем решили, что отыскать это лекарство можно только в доме Маркизы. Вот почему я отправилась в Мортлейк, как только мы прибыли в доки.

— Думаю, вы поступили бы мудрее, просто заглянув в дорожный сундук Лайтборна, — возразил я ей со смехом. — Он оказался не настолько черствым мужланом, чтобы отказать мне в бутылке. А когда вы вернулись, он, должно быть, сообщил вам, что я уехал?

— Он не хотел, чтобы я вас искала, поэтому только сказал, что вы отплыли в Новый Свет.

— Неужели? — тихо пробормотал я и задумался.

Я пощупал свой живот, потом поднял руку и без какой-либо определенной мысли потрогал висевший на плече мешок.

— А это так далеко, — заговорил я снова. — По крайней мере, он сказал вам правду.

Миледи проследила движения моей руки. Она опустила взгляд на мой живот, потом провела по нему рукой, очень ласково, самыми кончиками пальцев.

— Каким образом? — прошептала она.

Внезапно она протянула руку к мешку, но я отдернул его и отступил на шаг.

— Каким образом? — снова спросила она.

Ее лицо, казалось, вмиг стало хищным, исполненным вожделения, а взгляд таким же нетерпеливым, как тогда в Праге, где она впервые следила за чтением книги таинств. Я схватил ее за запястья.

— У нас будет достаточно времени, — прошептал я, — для того, чтобы я рассказал вам об этом, что бы ни крылось за вашим страстным нетерпением. Но сначала…

Я провел ее рукой по своей щеке.

— Сначала, Миледи, мы должны довести до конца еще одно дело.

Мне показалось, что она почти готова уступить, но я почувствовал, как она напряглась. Тогда я грубо поцеловал ее, раздвинув ставшие твердыми губы, и подхватил на руки, надеясь таким образом справиться с ее непонятным сопротивлением. Напряжение ее тела стало ослабевать, а поцелуи внезапно обрели прежнюю жадность. Я почувствовал на губе укус ее зубов. Она облизнула