посвящены изучению исцеляющих заклинаний и заклинаний щита, обучению новых учеников и повторению и практике для детей старшего возраста. Они также встречаются независимо друг от друга, когда у Гарри нет времени, утешая и помогая друг другу. Большую часть свободного времени Гарри варит зелья.

Другие студенты, видя, что младшие классы практически приклеиваются друг к другу, начинают копировать их поведение или присоединяться к ним, пытаясь отогнать Кэрроу. Меняется вся атмосфера Хогвартса — там, где раньше был смех, теперь осторожные и испуганные взгляды. Болтовня растворилась в настороженной тишине. Сплетни превратились в тихие предупреждения.

От этого страдает весь Хогвартс, даже если сам замок не может физически страдать от наказаний брата и сестры. Призраки и портреты устрашающе тихие. Они осуждающе смотрят и много слушают, предупреждая мадам Помфри или Гарри всякий раз, когда Кэрроу причиняют кому-то вред, и студентов, когда профессора находятся в садистском настроении. Гарри вынужден убеждать домовых эльфов не добавлять яд в еду Кэрроу, опасаясь возмездия, которое потребует Тёмный Лорд Волдеморт. Учителя с грустью наблюдают за учениками и стараются внушить им важность определённых заклинаний, меняя всю учебную программу, чтобы научить их всё более и более сильным заклинаниям щита, тому, как преобразовывать своё окружение в защитные стены, и тому, какие растения успокаивают раны.

Единственные, кто, кажется, не замечают всего этого — это Малфой и его товарищи по метке на левой руке. Они надуваются от гордости из-за того, что весь Хогвартс шарахается от них, смеются и шутят, как будто ничего из ряда вон выходящего не происходит, хулиганят и унижают, как будто их пуристские взгляды привели хоть к чему-то, кроме упадка волшебного мира.

Даже профессора Кэрроу замечают произошедшие изменения, но радуются напряжённой атмосфере, наслаждаясь плодами посеянного ими же насилия и ужаса. Со временем они становятся всё более и более смелыми, радуясь всё более и более испуганным лицам учеников.

Ситуация очень быстро перерастает из плохой в ужасную, и Гарри опасается, что что-то вот-вот произойдёт.

Он только надеется, что его ученикам не придётся терпеть гнев, который последует за возмездием.

В конце концов, профессора Кэрроу всё больше и больше начинают приставать к Гарри во время занятий.

Малфой каждый раз смеётся.

Все остальные молчат и жалеют его.

Гарри всё происходящее не волнует.

Ему не обязательно слушать, что говорят Кэрроу; он достаточно практиковался в игнорировании других.

Малфой, вероятно, всё смеялся бы, даже если бы потолок рухнул. Он был бы так увлечён грядущим несчастьем людей, которые ему не нравятся, что слишком поздно заметил бы, что и сам находится в опасности. Его самовлюблённый, злобный характер не даёт ему делать ничего, кроме как смеяться над чужим несчастьем, не обращая внимания на то, что такое же несчастье постигает и его самого.

Что касается остальных, тех, кто всё ещё надеется, что Гарри спасёт их там, где они даже не заметили, что помощь необходима, тех, кто плачет, просит и умоляет своими большими невинными глазами, как будто они сами не причиняли страданий, равных тем, которые Кэрроу заставляют их испытывать — почему Гарри должен даже пальцем шевелить, чтобы помочь им?

Поэтому он сидит на своём месте, игнорируя безмолвные требования сломаться, исправиться, страдать, исцелиться, истечь кровью, освободиться, плакать, сражаться и громкие насмешки.

Игнорирует, пока голова не наливается болью на мгновение. Пока он несколько раз моргает от боли, Алекто Кэрроу приближается к нему, возвышаясь над ним и глядя на него сверху вниз.

По сравнению с дядей Верноном её поза и ненависть смехотворны.

Она продолжает тираду о том, что его родители были никчёмными, что его крёстный отец был предателем Дома Блэк, как его родственная душа никогда бы не захотела его. Она продолжает и продолжает говорить.

Она не говорит ничего такого, чего Гарри не слышал раньше, только с гораздо более красочными эпитетами, с гораздо большим презрением, в гораздо более юном возрасте.

— Сними этот браслет, — внезапно требует Алекто Кэрроу, — Сними!

Даже слизеринцы, которые обычно не реагируют на попытки профессора напасть на Гарри, обращают внимание на происходящее, кривя свои любопытные мордашки, чтобы посмотреть на браслет, за которым спрятаны слова Гарри.

Естественно, им всем: гриффиндорцам, слизеринцам, когтевранцам и пуффендуйцам — любопытно.

Гарри размышляет, что теперь, когда кота уже выпустили из мешка, он мог бы показать свои слова. Он представляет ужас в глазах… ну, всех. Тех, кто плачет о спасителе и безутешны из-за того, что он предал их. Тех, кто требуют его смерти, разъяренные тем, что он может быть опасен для их Господина.

Но это всё ещё его слова. Ему всё равно, что Тёмный Лорд Волдеморт делает со своими, но эти слова принадлежат ему, и будь он проклят, если покажет их кому-нибудь. Гарри осознаёт, что нездорово собственнически относится к ним, что он находит утешение в том, что должно напоминать ему об отойди-глупая-женщина-теперь-я-могу-коснуться-тебя-боль-горе-ненависть, но ему всё равно.

В итоге Гарри просто не реагирует на приказ профессора.

Амикус Кэрроу приближается к месту событий, и уже через несколько секунд оказывается рядом с сестрой и также приказывает Гарри снять браслет, открыв миру свои слова.

Гарри смотрит на их жалкие лица, слюна слетает с их губ, когда они повторят свой приказ снова, ухмыляется и удивляется тому, как эти люди смогли подняться в рядах Пожирателей Смерти. Наверняка для этого требовалась хотя бы искра интеллекта? Или всё, что нужно — это невероятная склонность к насилию и глубоко укоренившаяся преданность на грани с фанатизмом?

Что ж, если они такие, какими кажутся, волшебному миру было бы лучше, если бы Гарри освободил его от такого бремени.

Он поднимает руку, вытягивает её над столом и бросает на них равнодушный взгляд.

— Если вы хотите, чтобы я его снял, — говорит он, — тогда снимите его сами — небрежно он добавляет — Если осмелитесь.

В ярости Алекто Кэрроу использует свое любимое заклинание.

— Круцио!

Это даже не щекотно по сравнению с Теперь-Я-Могу-Прикоснуться-К-Тебе. Гарри приподнимает одну бровь, чтобы продемонстрировать это. Алекто испускает яростный крик и начинает произносить другое заклинание, на этот раз предназначенное для того, чтобы разнести его внутренности по всей комнате. Гарри узнаёт его, потому что движение палочки начинается с символа бесконечности. То, что такое смертоносное заклинание начинается с символа бесконечности, было забавным настолько, что в своё время он легко запомнил его.

Ему не очень хочется проверять свои щиты или, лучше сказать, реакцию Кэрроу на них, поэтому он останавливает их одним-единственным вопросом.

— Думаете, Тёмному Лорду Волдеморту понравится, если вы меня убьёте?

Класс коллективно