как раз в этот момент тоже посмотрел на них. Он быстро отвернулся, похоже немного смутившись. Старуха понимающе покачала головой, видя перед собой склоненную голову молодой женщины.

– Ладно, но что я получу за это?

– Значит, ты согласна научить меня?! – с улыбкой воскликнула Эйла, поднимая глаза. Она заметила жадный блеск в старческих глазах, но за ним скрывалось нечто большее, какая-то задумчивая мечтательность. – Я сделаю тебе обезболивающее средство, – сказала она, – как Мамуту, чтобы не болели суставы.

– С чего ты взяла, что я в этом нуждаюсь?! – раздраженно проворчала Крози. – Я еще не такая старая, как он.

– Конечно, ты не старая, Крози, но у тебя же болят суставы. Хотя ты ничего не говоришь о своей болезни и не жалуешься, но я знаю об этом, ведь я – целительница. Исцелить больные кости нельзя, но можно уменьшить болезненные ощущения. После припарок ты почувствуешь, что тебе стало легче ходить и сгибаться, а специальные настои снимут боль: один надо пить по утрам, а другой – в течение дня, – сказала Эйла. Затем, понимая, что женщине трудно смириться со своей старостью, добавила: – Мне придется сделать лекарство для тебя, ведь должна же я выполнить условия игры.

– Хорошо, видимо, мне придется принять это в качестве выигрыша, – сказала Крози. – Но я хочу кое-что еще.

– Скажи что, и я постараюсь сделать это.

– Мне хочется, чтобы ты сделала мне еще один горшочек той мягкой белой мази, от которой сухая кожа становится такой гладкой… и молодой, – тихо сказала она, склонившись к Эйле, а затем выпрямилась и раздраженно добавила: – Просто моя кожа зимой всегда трескается от холодной воды.

Эйла улыбнулась:

– Договорились. А сейчас скажи мне, какую шкуру лучше всего выбрать для белой кожи, и я спрошу у Неззи, есть ли такая среди шкур, хранящихся в подполье.

– Тебе нужно выделать оленью шкуру. Конечно, северный олень очень хорош, хотя его шкуру лучше использовать для теплой меховой одежды. В общем-то, пойдет кожа любого оленя: марала, гигантского оленя или лося. Правда, до того, как ты займешься шкурой, тебе понадобится еще кое-что.

– Что же?

– Тебе надо будет собрать некоторое количество твоей жидкости.

– Моей жидкости?

– Ну да, твоей мочи. Можно использовать и чужую, но лучше все-таки свою собственную. Начинай собирать прямо сегодня, еще до того, как ты вытащишь из ледника оленью шкуру, – сказала Крози.

– А зачем нужна эта моча?

Подавшись вперед, старуха схватила руку Эйлы:

– Ты узнаешь секрет белой кожи, когда отмочишь ее в своей моче. Это может показаться странным, но это правда. Выдержав мочу в теплом месте некоторое время, ты заметишь, что она изменилась. Отмоченная в такой жидкости шкура очищается от остатков жира и грязи. Потом ты сможешь легко удалить подшерсток, и, кроме того, такая кожа уже не будет гнить и останется мягкой даже без окуривания дымом, из-за которого кожа обычно приобретает рыжий или коричневый оттенок. В сущности, в этом и заключается секрет отбеливания кожи, хотя после этого она будет еще не совсем белой, а сероватой. В общем, после отмачивания шкуру надо тщательно вымыть и почистить несколько раз, а после просушки и выделки кожа будет готова для заключительной окраски в белый цвет.

Если бы у Крози спросили, то она не смогла бы объяснить, что мочевина, которая является главным химическим компонентом мочи, отстоявшись в теплом месте, разлагается, выделяя аммиак. Она знала только то, что моча должна отстояться, чтобы изменить свои качества. Эта отстоянная жидкость растворяла жир и отбеливала кожу и одновременно помогала предотвратить процесс бактериального гниения. Крози, разумеется, было неизвестно, что это вещество назовут аммиаком, она знала только результат его воздействия.

– Известняк… а есть ли у нас известняк? – спросила Крози.

– Да, есть, у Уимеза. Он говорил, что последний раз они добывали кремень из известняковой скалы и у него осталось еще несколько желваков, покрытых меловой коркой, – сказала Эйла.

– А зачем ты спрашивала Уимеза насчет мела? Откуда ты знала, соглашусь ли я поделиться с тобой своим секретом? – подозрительно спросила Крози.

– Конечно, я не знала. Просто я давно хотела сделать белое платье. Если бы ты не показала мне, как это делается, я попыталась бы сама. Но я же не знала, что надо предварительно отмачивать шкуру, даже представить не могла. Я так рада, что ты согласилась научить меня твоему мастерству, – сказала Эйла.

Крози пробурчала что-то нечленораздельное, не желая показать, что ее удовлетворило объяснение Эйлы.

– Но не забудь, что ты обещала мне горшочек белой мази, – добавила она. – И перетопи также еще немного жира, он явно понадобится, когда дело дойдет до окраски кожи.

* * *

Эйла подняла края занавеса и выглянула из дома. Завывания послеполуденного ветра напоминали грустную погребальную песнь – вполне подходящее музыкальное сопровождение к этому унылому, безотрадному пейзажу и серому облачному небу. Эйла так надеялась, что сегодня будет немного потеплее, но суровая зима, казалось, хотела навечно заточить людей в этом земляном жилище. Уинни мягко заржала. Эйла обернулась и, увидев вошедшего в очаг лошадей Мамута, улыбнулась ему.

Едва познакомившись с ним, Эйла почувствовала глубокое уважение к старому шаману, но с тех пор, как он начал обучать ее, это уважение переросло в любовь. Отчасти это произошло потому, что она обнаружила огромное внутреннее сходство между этим высоким, сухопарым и невероятно древним шаманом и низкорослым, хромым и одноглазым колдуном клана; хотя внешне они были совершенно разными, ей порой казалось, что она вновь разговаривает с Кребом или, по крайней мере, с его двойником. Оба они с глубоким уважением и пониманием относились к миру духов, и не важно, что почитаемые ими духи имели разные имена; оба обладали огромной, внушающей благоговейный страх внутренней силой, хотя физически были немощными и слабыми, и оба были мудрыми и проницательными шаманами. Но возможно, главное состояло в том, что эта любовь была взаимной; Мамут, так же как и Креб, относился к Эйле с большой симпатией, помогал ей понять мир и признал ее дочерью своего очага.

– Я искал тебя, Эйла, и, видимо, не ошибся, подумав, что ты решила проведать лошадей, – сказал Мамут.

– Я вышла посмотреть, не ослаб ли мороз. Так хочется, чтобы скорее наступила весна, – проговорила Эйла.

– Да, к этому времени многие начинают тосковать по теплому солнышку, ожидая перемен, новых впечатлений и ощущений. Эта тоскливая спячка изрядно поднадоела людям. Я думаю, именно поэтому в конце зимнего сезона у нас так много веселых и радостных праздников. Скоро будет Праздник Смеха и шутовские состязания. Многие их очень любят.

– Праздник Смеха? Что это