Все протоколы с показаниями на Серова Абакумов регулярно направляет Сталину лично. С письменного согласия вождя происходят и дальнейшие аресты людей Серова.

Абакумов не ограничивается одним шаблоном: ему надо сформировать у Сталина многогранный образ врага.

Из арестованного в ноябре 1947 года генерала Андреева, бывшего начальника отдела правительственной связи МВД, выбивают, например, показания, что Серов, курируя спецсвязь в войну, постоянно интересовался разговорами Сталина и членов Политбюро по спецкоммутатору и чуть ли не пытался их прослушивать.[377].

Той же осенью шеф МГБ докладывает о массовых безобразиях и поборах в московской милиции: в МВД ее курирует именно Серов.

Кольцо опасности сжимается вокруг Серова всё плотнее. В феврале 1948-го арестовывают его бывших адъютантов Тужлова и Хренкова: это уже прямой вызов. Их тоже заставляют свидетельствовать против Серова; на самом деле, протоколы допросов пишутся для одного, главного читателя.

Непосредственный начальник, министр Сергей Круглов не в состоянии защитить Серова (в мемуарах он пишет о Круглове, не скрывая пренебрежения). Берия зачастую лишен возможности вмешиваться в дела Лубянки.

И тогда Серов вновь вынужден прибегнуть к «последнему резерву ставки»: как и в 1946-м, он обращается за защитой лично к Сталину. 31 января и 8 февраля друг за другом он шлет тревожные письма в Кремль.

Обращения возымели действо. Серов подробно воспроизводит последовавший вскоре звонок Сталина: кстати, об этом разговоре прежде никому не было известно.

Судя по всему, вождь решил сохранить баланс интересов между своими «бульдогами». Да и письма Серова, похоже, убедили его в том, что Абакумов сводит здесь личные счеты: а генералиссимус очень не любил, когда путали свою шерсть с государственной.

Не будем забывать и фактор личных заслуг Серова, неоднократно выполнявшего прямые поручения Сталина.

Среди таких «поручений» был и арест зам. начальника охраны «ближней дачи» Сталина подполковника Федосеева, заподозренного в шпионаже.

Дело Федосеева — один из ключевых этапов в битве МГБ с МВД, о чем Серов тоже вспоминает весьма обстоятельно. Этот исторический триллер он излагает в совершенно новой для нас трактовке.

При явном желании автора обелить себя, при всех поправках на субъективизм, бесценность его записей очевидна. Перед нами — первый в истории дневник боевых действий между сталинскими спецслужбами, написанный одним из ключевых участников.

Мы специально попытались сохранить в этой главе принцип дневниковости, чтобы передать динамизм тех трагических и лихих событий.

В конце марта 1947 года меня срочно вызвали в Москву. Прилетел, зашел к Круглову, сидит скучный. Спрашиваю: «В чем дело?» Рассказал следующее: Вчера вызвали в ЦК и хотели освободить от должности наркома.

Дело было так. В адрес тов. Сталина написал письмо рабочий московского завода о том, что от воров нет житья, и привел такой пример, что он купил 1/2 кг мяса и положил между окон, чтобы не испортилось. Воры разбили стекло и забрали мясо.

Т. Сталин рассердился, что в Москве такие случаи имеют место, вызвали на Политбюро Круглова и сказали, что снимем с должности.

Берия взял его под защиту, тогда тов. Сталин спрашивает: «А где у нас Серов?» Ему сказали, что в Германии. Он на это сказал: «Надо его отозвать, он поработал, дело наладилось. Назначить его 1-м заместителем министра внутренних дел СССР и пусть в Москве и на периферии наведет порядки, как следует»[378].

В конце Круглов говорит: «Садись, сегодня придет решение и все». Я говорю, что надо слетать в Германию дела сдать.

Действительно, днем позвонил Поскребышев и просил зайти. Я был в Кремле, ходил за постоянным пропуском на 1947 год, там меня встретил Поскребышев и вручил решение Политбюро о назначении 1-м заместителем НКВД.

6 лет был зам. НКВД. Теперь первый зам.[379]

Я попросил его дать мне заявление этого рабочего и обещал его вернуть. Он дал.

Когда я поручил Полукарову*, начальнику московской милиции, проверить, то оказалось, что это не рабочий, а бухгалтер, пенсионер, и не Иванов, а Кузинштейн. Ну, а мясо действительно взяли, так как стекло разбито.

Выходит, что не было бы счастья, да несчастье помогло, и я вернулся к своим родным.

Не прошло и 10 дней, как меня вызвали поздно вечером в Кремль, сижу в приемной у тов. Сталина, со мной сидят нарком авиапромышленности СССР М. В. Хруничев, командующий ВВС Жигарев и какой-то подполковник[380].

Минут через 5 вышел Маленков, а через пару минут тов. Сталин, который увидел меня, говорит, подавая лист бумаги: «Вы читали это письмо?» Я отвечаю: «Нет». — «Прочитайте». И пошел.

Я прочел записку подполковника СВА в Германии Токаева* о том, что из Германии вывезли не всех специалистов, что он знаком с группой немецких ученых, работавших по реактивной авиатехнике, называет при этом профессоров Зенгера*, Танка* и другие фамилии.

Записка написана в адрес тов. Маленкова. Другая записка от Маленкова к тов. Сталину, где говорится, что он вызывал военных ВВС, что все это заслуживает большого внимания и т. д.

У меня эта записка вызывала неприятное чувство. Выходит, что я не всех специалистов выявил и вывез в СССР, и такого крупного, как Зенгер, я не сумел вывезти.

Через 5 минут вызвали нас в кабинет к Сталину, тов. Сталин, обращаясь ко всем, говорит, что тов. Токаев написал письмо, что в ГДР есть крупные ученые, не вывезенные в СССР, и он с ними поддерживает связь. Затем, обращаясь ко мне, говорит: «Вам известны такие лица?»