Испытывая неприятное чувство, как от встречи с призраком, Ида попыталась улизнуть. Однако вскоре и сама Вильма исчезла так же быстро, как и появилась, бегом вернувшись на ту сторону улицы, как будто торопясь на какую-то срочную встречу.

Ида никогда больше не видела ее, но я думаю, что она жила еще долго: мне кажется, я недавно встретила ее среди старух, которые каждый день приносят еду бездомным кошкам, бродящим по развалинам Театра Марцелла и других римских памятников. Волосы у нее по-прежнему были перевязаны ленточкой, хотя от них осталось всего несколько пушистых прядей. Да и одета она была опять в легкое платьишко, бедное, но приличное, а голые ноги без чулок были покрыты маленькими темными пятнами — возможно, из-за какой-то болезни крови. Она сидела на земле посреди кошек и говорила им что-то все так же нечленораздельно; по тембру ее голос напоминал теперь детский. Кошки терлись о ее ноги и отвечали ей: было ясно, что они прекрасно понимали ее речь, а она в их компании, забыв обо всем, чувствовала себя счастливой, как будто общалась с небесами.

Тем временем в этот первый послевоенный год великие державы посредством встреч на высшем уровне, процессов над главными военными преступниками, вмешательств и невмешательств пытались восстановить порядок в мире. Однако мечты о великих социальных изменениях, с таким нетерпением ожидавшихся некоторым и нашими героями (в частности, Джузеппе Вторым и Квадратом), повсюду — на востоке и на западе превращались в прах или же отступали все дальше и дальше как мираж. В Италии после установления республиканского строя даже рабочие партии участвовали в правительстве. После стольких лет фашизма это было, конечно, роскошью, но новые покровы скрывали старый уцелевший каркас. Дуче и его приспешников похоронили, королевскую семью отправили в эмиграцию, но кукловоды, держащие нити в своих руках, не были видны за кулисами, даже когда меняли декорации. Крупные землевладельцы продолжали владеть землей, промышленники — заводами и станками, офицеры — званиями, архиепископы — епархиями. Богатые жили за счет бедных, которые, в свою очередь, старались разбогатеть, как обычно происходит в этом мире. Что касается Иды Рамундо, то она не находилась ни среди богатых, ни среди бедняков; она принадлежала к третьей, (исчезающей?) группе населения, которая живет и умирает незаметно, лишь изредка напоминая о себе заголовками криминальной хроники. К тому же осенью и зимой 1946 года наша Ида жила, окруженная неким магнитным полем, которое не позволяло ей даже и думать о том, что происходит на планете Земля. О событиях того года — политической борьбе, смене правительств — она почти ничего не знала. Ее единственной социальной проблемой (вдобавок к низкой зарплате в условиях дороговизны) был теперь страх, что ее выгонят с работы из-за профессиональной непригодности. Мы уже говорили, что Ида не читала газет. С тех пор, как закончилась война и немцы ушли, мир взрослых снова оставил ее одну, выбросив на берег, как океан после бури выбрасывает на песок мелкие обломки.

В июне впервые в жизни Ида голосовала. Поскольку ходили слухи, что неучастие в выборах будет рассматриваться как провинность в отношении властей, она проголосовала утром, вместе с самыми дисциплинированными избирателями. Ида голосовала за «республику» и «коммунизм»: так ей посоветовал хозяин остерии Ремо. Сама Ида, правда, выбрала бы «анархистов» в память об отце, но недовольный Ремо категорически не одобрил ее выбора, сказав к тому же, что такой партии в списках нет.

До конца года Ремо еще пару раз заходил на улицу Бодони, считая своим долгом не оставлять без внимания мать товарища Червонного Туза. Во время этих визитов Ида чувствовала себя неловко, не зная, чем занять гостя и о чем с ним говорить, она лишь то и дело умоляла Узеппе и Красавицу посидеть спокойно и не шуметь. Ремо, со своей стороны, понимал, что лучше было не говорить о Нино с бедной матерью. Он рассуждал о политике, предмете своей главной страсти. В отличие от Нино, Ремо верил в будущее и надеялся на лучшее, приводя в доказательство, что мир меняется, разные события: борьбу колониальных народов, гражданские войны в Китае и Греции, движение Хо Ши Мина в Индокитае, а в Италии — забастовки и столкновения крестьян и рабочих с полицией. На этот раз, говорил он, никто не сможет остановить народное движение. Теперь не 1918 год! Разве не Красная Армия разгромила гитлеровцев? А тут, в Италии, разве не члены гарибальдийских отрядов («Серп и Молот») организовали движение Сопротивления? Кто сможет теперь остановить народ?! Отступления, предательства и затяжки, на которые жаловался Нино, по словам Ремо, — всего лишь тактические ходы, которые в политике всегда нужно учитывать. Заслугу этой тактики, как и всякой прочей, приводящей к победе и окончательному освобождению, он приписывал одному-единственному — гению товарища Тольятти. Не было таких бед и социальных проблем — явствовало из слов Ремо, — из которых товарищ Тольятти, направляемый своим внутренним чутьем, не нашел бы выхода, теперь или в будущем. Он уже сейчас все просчитал вперед, и сам товарищ Сталин, говорил Ремо, не принимал никакого важного решения, не посоветовавшись с товарищем Тольятти. Оба они знали лучше других, каким путем идти — путем, указанным товарищем Лениным, основанным на трудах Карла Маркса. Это были научные истины, зрелые и проверенные на практике. Народы уже двинулись вперед, следуя директивам великих вождей прошлого и настоящего. По всем признакам наступало время Нового Мира. «Вот мы с вами, синьора, сидим тут сегодня и разговариваем, а завтра увидим рождение Нового Мира!».

Это гарантировал Иде товарищ Ремо, и страстная вера горела в его серьезных, глубоко посаженных глазах на худом смуглом лице дровосека и каменотеса.

Ида, сидя напротив него в холодной кухоньке квартиры на улице Бодони, спрашивала себя, будет ли в этом величественном Новом Мире место для маленьких Узеппе.

В ночь на 1 января 1947 года Рим провожал уходящий год грохотом петард и хлопушек.

Январь–июнь

В Сицилии, в ответ на борьбу крестьян и батраков за выживание, землевладельцы организуют серию убийств профсоюзных активистов.

В Риме Конституционное собрание, при согласии коммунистов, подтверждает Конкордат между государством и церковью, заключенный с Ватиканом еще фашистским режимом. В Греции продолжается гражданская война. Англия требует вмешательства Соединенных Штатов, чтобы поддержать монархический режим в борьбе против партизан. По этому случаю президент Трумэн, выступая с речью перед Конгрессом, объявляет о намерении США вмешиваться в конфликты не только в Греции, но в любой стране, подвергающейся коммунистической угрозе, и призывает все государства защищаться от красной опасности (доктрина Трумэна). Это новое направление внешней политики США означает отказ от союзнических отношений Второй мировой войны и начало холодной войны между двумя блоками по обе стороны «железного занавеса».

Следуя ближайшим и отдаленным задачам холодной войны, которые в первую очередь требуют контроля над малыми странами, две сверхдержавы (США и СССР) прибегают к рычагам давления, свойственным каждой из них: финансовым со стороны США и откровенно принудительным со стороны сталинской России. Через план Маршалла, посредством массированной экономической помощи США вмешиваются в разрешение внутренних кризисов в странах своего блока, разрушенных войной (включая Италию и Западную Германию). СССР же навязывает советский строй странам-сателлитам и использует их и без того истощенные материальные ресурсы.