class="p1">И ослепил ее сердце красотой солнц.

Преображена была грозная форма.

Его тьма и его уничтожающая печальная мощь,

Навсегда отменяющая и обнаруживающая

Мистерию его высоких и неистовых дел,

Тайное великолепие поднималось, открытое зрению,

Там, где воплощенная Пустота прежде стояла безбрежная.

Ночь, неясная маска, стала чудесным лицом.

Смутная бесконечность была убита, чей мрак

Очерчивал из неведомого страшного

Гибельную фигуру бога неясную,

Рассеялся ужас, что руки горя протягивает,

Бездна осветилась неведающая, чьи пустые глубины

Давали несуществующему пугающий голос.

Словно перед глазами, ото сна пробужденными,

Мрачный переплет книги раскрылся

И стали видны письмена освещенные, что хранили

Золотое сияние мысли, вписанной внутрь,

Ее взгляду предстала чудесная форма,

Чья сладость оправдывала самое жестокое страдание жизни;

Всей Природы усилие за нее было легкою платой,

И вселенная с ее агонией казались малой ценой.

Словно чашечка цветка хоровая,

Воздушная, на волнах музыки зримая,

Лотос из световых лепестков экстаза

Обрел форму из дрожащего сердца вещей.

Муки под звездами не было больше,

Зла, приютившегося за маской Природы;

Там не было больше притворства темного ненависти,

Жестокости — на лице Любви измененном.

Ненависть была хваткой ужасного влюбленного в ссоре;

Безжалостная любовь, стремящаяся только владеть,

Здесь сменилась сладостью изначального бога.

Забыв желание любить, что ему рождение дало,

Стремление страстное быть заточенным в объятия, объединиться,

Он проглатывал все в себя одного,

Пожирая душу, чтобы ее своей собственной сделать,

Страданием и болью аннигиляции

Наказывая за нежелание едиными быть,

На отказы мира сердитый,

Стремящийся только брать, но не знающий, как давать.

Мрачный капюшон смерти со лба Природы был сброшен;

Там засветился скрываемый смех божества.

Вся грация, слава и вся божественность

Здесь были собраны в единую форму;

Все глаза обожаемые смотрели через него с лица одного;

Всех божеств он в своих грандиозных нес членах.

Океанический дух жил внутри;

Нетерпимое и непобедимое в радости

Наводнение свободы и трансцендентальное блаженство

В бессмертных линиях красоты поднимались.

В нем своей короной было увенчано Существо, из четырех состоящее,

Что носит мистерию безымянного Имени,

Вселенная, пишущая свой смысл великий

В неисчерпаемом значении слова.

В нем был архитектор зримого мира,

Одновременно искусство и художник-творец,

Дух, мыслитель, вещей зримых провидец,

Вират, который свои походные огни в солнцах засвечивает,

Чьи владения — эфир, в звездах запутанный,

Выражающий себя, словно речью, Материей:

Объекты — его письмена, силы — слова,

События — история его жизни наполненная,

Моря и страны — страницы повести,

Материя — его средства и его духовный знак;

На взмах ресниц он вешает мысль,

Течение души создает в токе крови.

Немая воля камня и атома — это воля его;

Та Воля, что действует без мотива и чувства,

Интеллект, не нуждающийся в том, чтоб планировать, думать,

Непобедимо мир сам себя создает;

Ибо тело его — это тело его Господина

И в его сердце стоит Вират, Царь царей.

В нем форму свою затемняет Дитя Золотое,

Что свое рождение в Пустоте, венчаемой Солнцем, баюкает:

Хираньягарбха, автор мыслей и грезы,

Который видит незримое и слышит звуки,

Что никогда не посещают смертное ухо,

Открыватель немыслимых реальностей,

Знаток большей Истины, чем все, что мы когда-либо знали,

Он — на путях внутренних лидер;

Провидец, он вошел в запретные царства;

Со всемогущим жезлом мысли волшебник,

Он миры тайные, несотворенные строит,

Вооруженный золотой речью, глазом алмазным,

Ему принадлежат видение и пророчество:

Выдумщик, бросающий в форму бесформенное,

Путешественник и каменотес незримых дорог,

Он — носитель скрытого пламени,

Он — Невыразимого голос,

Он — света незримый охотник,

Экстазов мистических Ангел,

Завоеватель царств души.

Третий дух стоял позади этих двух, причина их скрытая,

Масса суперсознания, закрытая в свете,

Творец вещей в своем всезнающем сне.

Как растет дерево, все пришло из его тишины;

Он — наше семя и сердцевина, верх и основа.

Весь свет есть лишь из его закрытых глаз пламя:

Мистическая, всемудрая Истина есть в его сердце,

Всезнающий Луч закрыт позади его век:

Он — это Мудрость, что приходит не мыслью,

Его бессловесное молчание несет бессмертное слово.

Он спит в атоме и в горящей звезде,

Он спит в человеке и в боге, в звере и в камне:

Ибо он есть там, свою работу Несознание делает,

Ибо он есть там, мир умирать забывает,

Он — центр круга Бога,

Он — окружность бега Природы.

Его сон — это в вещах Всемогущий,

Проснувшийся, он есть Вечный, Всевышний.

Свыше размышляющее блаженство Бесконечного было,

Его всезнающий и всемогущий покой,

Его неподвижная тишина, уединенная и абсолютная.

Все силы были здесь сплетены в неисчислимом согласии.

Блаженство, что сделало мир, в его теле жило.

Любовь и восторг были главою сладостной формы.

В их силков соблазнительные петли

Возвращенными полные блаженства члены владели

Всеми радостями, скороходами стучащего сердца,

И беглецом из опереженного желания жизни.

Всякое видение бежало от глаз,

Всякое счастье входило в грезу и транс,

Нектар, пролитый дрожащими руками любви,

Радость, которую не может удержать чаша Природы,

Наполняли красоту его лика,

Ждали в меде его смеха.

Вещи, скрытые тишиною часов,

Идеи, что не находят на живых устах выражения,

Полная смысла встреча души с бесконечностью

Пришли в нем родиться и взяли огонь:

Тайный шепот цветка и звезды

Свой смысл обнаружил в его взгляде бездонном.

Его уста, как роза рассвета, красноречиво изогнуты;

Его улыбка, что играла с удивлением разума

И оставалась в сердце, слетев с его уст,

Утренней звезды лучились сиянием,

Украшающей широкое раскрытие неба.

Его взгляд был вниманием вечности;

Ее спокойного и сладкого намерения дух

Был мудрым домом довольства и разглашал

Свет эпох в весельи часов,

Солнце мудрости в роще чудесной.

В оркестровой широте его разума

Все противоположные поиски узнавали родство свое близкое,

Богатые сердцем, друг друга находили чудесными

В обоюдном удивлении мириадов их нот

И, как братья одной семьи, жили,

Что нашли свой общий мистический дом.

Как с арфы какого-то бога восторженного

Там гармония лирического блаженства играла,

Стараясь не оставить невоспетой ни одной небесной радости,

Такой была жизнь в Свете том воплощенном.

Он казался мудростью безграничного неба,

Он земли безгорестной страстью казался,

Он казался пылом широкого во весь мир солнца.

Двое друг на друга смотрели, Душа видела Душу.

Затем, словно гимн из пещеры сердца прозрачной,

Ввысь голос поднялся, чей магический звук мог превратить

Земли рыдание мучительное

В плач восторга, ее крик — в духовную песню:

"О человеческий образ бессмертного слова,

Как ты увидела за топазными стенами

Блестящих сестер божественных врат,

Вызвала гения их неусыпного сна

И под откровения