Лесная дэ переполнила каналы, а Нуска, замедлив течение времени, до кровавых слёз сжигал энергию в своём теле. Его каналы рвались изнутри, а тело превращалось в сгусток чистой концентрированной силы.

Той единственной силы, неподвластной драконам. Той, которая могла их спасти.

Нуска ощутил это так, будто его разорвало на куски. Его хватка ослабла, а он бы так и свалился с верхушки дворца, если бы Син когтистой окровавленной рукой не схватил его за пояс.

Но Нуска больше не ощущал себя, своего тела или веса. Он больше ничего не чувствовал, кроме боли. Он стал сосудом, который перевернули горлышком вниз. А лесная дэ лилась наружу.

Не видя это, но чувствуя, Нуска осознавал, что купол Сина рушится, а его заменяет самая крепкая защита на их континенте – древний щит лесного народа.

«Верно. Как моя мать когда-то спасла остатки лесного племени, пожертвовав собой, так и я…»

Больше Нуска ничего не помнил. Ни как он оказался на земле, ни как дворец превратился в труху и пыль. Он лишь на секунду сумел разлепить глаза, чтобы увидеть себя и Сина, лежащих на земле в крови на обломках величайшей постройки человечества.

Однако увидев стены и другие непострадавшие дома, Нуска вздохнул с облегчением, тут же выхаркав под себя не меньше литра крови.

Пострадал только дворец и они. Они. Син?

Нуска нашёл разорванную руку Сина рядом, но не нащупал пульс. Чувства тут же всколыхнулись внутри, рычажок внутри переключился обратно на светлую дэ, но… его каналы были девственно чисты. Он совершенно всё потратил.

Даже осознавая, что он умирает, Нуска не хотел заканчивать так. Он не хотел умереть, зная, что за ним в бездну или же на небосвод отправится и Син. Только не так. Не так.

НЕТ.

«Не знаю, кто ты, но, хаванец, знаешь ли ты, на что способен на самом деле?»

Нуска завертел головой, пытаясь заткнуть знакомый женский голос, зазвучавший в голове. Но он был так слаб, что ничего не мог с этим поделать.

«Ты способен не только дарить жизнь. Ты способен её и украсть».

Нуска вскинул голову и окровавленными глазами обвёл пустошь. Где-то вдалеке в завалах бродил какой-то человек. Видимо, прошло довольно много времени с момента возведения купола, а люди стали возвращаться в город вместе со стражей.

Точно. Это оказался не просто человек – он показался Нуске смутно знакомым рыжей копной волос. Однако сейчас лекаря волновало совсем другое – то, что было внутри этого человека. Жизнь. Сама жизнь и есть светлая дэ.

«Ты правильно понял меня, хаванец. Конечно, проклятье дэ может лечь на твои плечи. Но что выберешь ты, когда твоя жизнь и жизнь Сина под угрозой? Ты позволишь умереть Сину и умрёшь сам, лишь бы не красть? Ты позволишь жить другим, пока ваши тела будут гнить в земле? Так ли?»

Нуска никогда не считал себя жадным. Перед глазами всплыли картинки из детства: как он делился своей единственной деревянной игрушкой с детьми в Хаване, как он отдавал последний кусок хлеба в трущобах Эрьяры. Однако он был жадным до самой жизни. Он хотел жить.

И, переполненный желанием выжить, он из последних сил вскинул руку, чтобы украсть. Но украсть не кочан капусты или серебряную побрякушку, а саму жизнь.

Человек, рыскавший в обломках, застыл, а затем повалился навзничь. Струйками из него вытекала жизнь, но для Нуски она стала ещё одним глотком воздуха – светлая дэ потоком хлынула в каналы.

Остановив внутреннее кровотечение в своём теле, Нуска больше не обращал никакого внимания на распростёртый посреди хаоса труп. Он кинулся к Сину, навис над ним и со слезами на глазах принялся размашистыми толчками отбивать нужный ритм на его груди.

Он обязан запустить его сердце. Он, th`are, обязан!

Лицо Сина побледнело. Вся та тёмная дэ, изъязвившая его тело, – куда она подевалась? Его рога, крылья, хвост – исчезло всё. Перед Нуской в пыли на камнях лежал обычный правитель, но окровавленный и изувеченный настолько, что вряд ли оставался хоть какой-то шанс спасти его.

Син когда-то говорил, что для него был ещё один безопасный для окружающих способ умереть. Сжечь всю свою дэ, растратить все ресурсы своего тела. Видимо, это он и сделал.

«Haidgel i fer, не смейте! Не смейте! Умирать! У меня! На глазах!»

На протяжении часа Нуска, обливаясь слезами, тратил всю энергию в своём теле, пытаясь запустить сердце эрда. И по прошествии часа у него это получилось.

Неизвестно, какие ещё повреждения оставались у Сина, но у Нуски больше не осталось никаких сил. Он лишь увидел, как эрд хрипло вздохнул, а его сердце вновь начало отмерять секунды ударами.

Тогда Нуска просто упал рядом, головой на грудь Сина, и не поднимался, вслушиваясь в долгожданный стук. Он смог. Неважно, как и какими жертвами, но смог.

Нуска думал, что первыми, кто их найдёт, будет отряд стражи Вильны, но ошибался. Хоть огненная дэ ударила в ноздри, но это была не Вильна.

Грубые мужские руки подхватили Нуску, уволакивая прочь от Сина. Лекарь пытался сопротивляться, но, наверное, походил на дохлую рыбу, которая кверху брюхом пыталась бороться с течением.

Над ухом прозвучал смешок.

– Что же такого плохого тебе сделал Миела, что ты решил его прямо здесь и прикончить? Ладно, братец, я рад, что ты выжил. Пожалуй, войду в твоё положение и не убью это отродье, раз уж тебе пришлось пойти на такие жертвы, чтобы вернуть его к жизни.

Вьен уносил Нуску прочь из Эрьяры. Нуска иногда приходил в себя, охал и снова проваливался в глубокий сон. Несколько раз он просыпался в предместьях столицы, потом – у Линии жизни, когда Вьен решил обмыть его тело ледяной родниковой водой, а заодно напоил. Но больше Нуска не просыпался до самого прибытия в Арценту.

* * *

Нуска плохо понимал, что происходит. Он всё ещё чувствовал себя слишком плохо, чтобы принимать хоть какие-то решения. Однако рядом непонятно откуда оказался Оанн – этот мальчишка оказался с ним в плену у Вьена.

– Нуска, ты уж прости, но он прицепился к нам ещё в столице. Согласился хоть в плен, хоть на виселицу. Сам разбирайся с этой головной болью.

Но разбираться хоть с чем-то было не в силах Нуски. Он всецело оказался на попечении у Оанна – тот его поил, кормил, мыл и переодевал, а также помогал дойти до отхожего места. Отказаться от его помощи сейчас он