А вот Энгельберт, похоже, проявлял полное безразличие. Может, в нем еще была жива обида на брата за слишком теплую дружбу, связавшую того с Танкредом? Как бы то ни было, казалось, его не волновало настроение ни того ни другого.

Отныне единственной истинной отрадой Танкреда были часы, проведенные с Клориндой. Вынужденные скрывать свою связь, они не могли видеться слишком часто, но она постоянно занимала его мысли. По мере того как их отношения становились все глубже, закаленный солдат не переставал с восторгом поражаться тому везению, которое позволило ему встретить на своем пути такую женщину. Женщину, которая идеально ему подходит и понимает его так же, как он ее. После стольких лет ожидания подобной встречи он уже разуверился, что ей суждено когда-нибудь произойти. И теперь он упивался каждым проведенным рядом с Клориндой мгновением, как голодающий, оказавшийся за ломящимся от яств столом.

Однако над этой идиллией сгущались тучи. Война близилась, а его избранница была воительницей. Он знал, что очень скоро ему предстоит ежедневно тревожиться за нее и очень скоро он испытает то, что переживала его семья всякий раз, когда он отправлялся на фронт.

* * *

8 октября 2205 ОВ

– Срань господ… хм… просто срань! – зашелся прапорщик Юбер. – Вы все сейчас же уйметесь, иначе, клянусь, вам мало не покажется!

В вагоне тубы, уносящем 78-е смешанное пехотно-кавалерийское подразделение к пункту назначения в одном из отделяющихся модулей корабля, гомон немного стих, однако после приказа о финальном развертывании сил люди были настолько возбуждены, что, к великой досаде прапорщика, стали практически неуправляемы.

Хотя время тянулось все медленнее, полет в конце концов завершился, и теперь «Святой Михаил» кружил на орбите в 450 километрах над поверхностью второй планеты альфы Центавра А.

Ее колоссальный диск отныне представлял собой единственное зрелище, которое можно было наблюдать с борта корабля. За несколько дней, прошедших до приказа о развертывании, у каждого была возможность наглядеться на поразительную картину нового мира.

Огромные пустынные пространства, иногда перемежаясь оранжевыми или алыми вкраплениями там, где облачные полотнища набрасывали тень на безводные котловины, окрашивали в насыщенный желто-охровый цвет бо́льшую часть поверхности планеты; горные цепи высоко вздымали свои пики, чья молочная бледность свидетельствовала о покрывающем их, несмотря на общую скудость воды, тонком слое снега. Единственной цветовой переменой в этом рыжем океане были зеленые борозды, словно следы неуверенных когтей, кое-где исполосовавших поверхность, указывая на зажатые в глубине долины, где царил умеренный климат и растительность, защищенная от безжалостного центаврийского солнца, смогла отвоевать себе право на существование. Тем не менее множество таких долин все-таки не устояло под напором пылающих лучей и в конце концов высохло, являя теперь ту же бесплодную картину, что и весь окружающий пейзаж, – извилистые шрамы, расползшиеся на сотни километров.

С такой высоты Акия Центавра представлялась гигантским шаром из продуваемого всеми ветрами пересохшего камня.

Неделю назад, когда корабль готовился к последнему сближению, всем пассажирам было приказано занять свои ячейки, чтобы компенсирующее поле обеспечило безопасность прохождения завершающей фазы торможения. Боковые реакторы «Святого Михаила» включились, чтобы развернуть корпус. Процедура долгая и деликатная, в конце которой снова пришли в действие Адовы Пасти – на этот раз, чтобы замедлить корабль. Маневр был выполнен успешно, а последующая корректировка траектории позволила вывести «Святого Михаила» на окончательную орбиту.

Комментаторы Интрасети воспели хвалу ватиканским инженерам. Эти самим Господом вдохновленные гении задумали, построили и отправили к звездам металлического левиафана, который на своем борту доставил миллион душ в расчетное время, то есть за двенадцать часов. Неопровержимый триумф человеческих технологий. Сумев вырваться из родного мира, люди совершенно недвусмысленно доказали собственное превосходство и подтвердили свои притязания на расселение по Галактике, с тем чтобы повсюду установить Dominium Mundi.

Следующие дни корабль гудел от бурной деятельности сотен тысяч мужчин и женщин, которые после долгого пути готовились к самой масштабной высадке в человеческой истории.

Подразделению Танкреда, как и всем остальным, следовало собрать и упаковать все свое оборудование, от одежды до оружия, от солдатских котелков до першей, от идентификационных жетонов до боевых экзоскелетов. Путешествие заканчивалось, и всем следовало бы испытать облегчение. Однако, как и при взлете, страх перед возможным провалом высадки сжимал сердце и комом лежал в желудке. Всем не терпелось покончить с опасностями спуска, а заодно как можно скорее оказаться в укрытии на случай молниеносной атаки атамидов – в укрепленном лагере, достойном этого названия.

Когда из громкоговорителей в коридорах «Святого Михаила» прозвучал долгожданный приказ о развертывании сил, отовсюду, приветствуя окончание невыносимого ожидания, разнеслись крики радости.

Вагон, перевозящий 78-е смешанное подразделение, выскочил из длинной тубы – что и объясняет прозвище, данное этому транспорту, – идущей в высоте над Центральной аллеей, и прибыл на станцию назначения. Танкред встал и вышел на середину вагона, когда тот замедлил ход.

– Я знаю, что все вы на взводе и вам не терпится сесть наконец в посадочный модуль, – сказал он громким голосом, пока с магнитным шипением открывались двери вагона, – однако не заставляйте меня краснеть, вываливаясь, как орда мальчишек. Я хочу, чтобы вы появились перед диспетчерским пунктом в конце платформы, сохраняя строй и полный порядок! Не забудьте, что каждый должен отметиться в списке, представив свой мессенджер. Если вы этого не сделаете, то не сможете сесть в модуль и все подразделение будет вынуждено ждать, пока вы заново пройдете всю процедуру регистрации. А теперь все на выход!

Отряд задвигался и покинул вагон в относительном спокойствии, затем семьдесят солдат выстроились на платформе в затылок друг другу, лицом к контрольному пункту, где удивленная физиономия диспетчера показывала, что с самого начала высадки он видит первую дисциплинированную часть. Танкред оглядывал каждого из своих людей, проходящих перед ним. Когда настал черед Льето, тот на мгновение замедлил шаг и неуверенно улыбнулся Танкреду. Того внезапно охватил стыд за то, что после своего разжалования он держал молодого фламандца на расстоянии. Как и все, думая об ожидавшем их опасном маневре, метавоин испытывал определенное беспокойство, и мысль, что в ближайшие часы непредвиденный несчастный случай может унести их обоих и у него не будет времени снова сблизиться с Льето, сказать ему, что тот, конечно же, ничем не виноват в случившемся, вдруг показалась ему невыносимой.

Поддавшись порыву искренней дружбы, он положил руку на плечо Льето, склонился к его уху и шепнул:

– Вот увидишь, я уверен, что, когда мы окажемся на Акии, все станет как раньше. Мы снова будем как братья, ты и я.