Хириль явно не нравилась эта мысль, но девушка уже начала стучать зубами, поэтому согласилась. Прячась от мечущихся матери и бабки заболевшего ребёнка, девушки прибежали домой и, переодевшись в сухое, закутались в одеяла и взяли хмельной мёд.

— Мы камешки убрали? — вдруг спросила Харет.

— Кажется… — испуганно округлила глаза младшая сестра.

— Нет, проверять мы не пойдём! Давай греться.

Выпив и прислушавшись к шуму на улице, который вроде бы, стих, аданет вскочили с лежанки и принялись плясать, полушёпотом напевая:

— Он чужой!

Он плохой!

Мы таких

Не любим!

Но подожди!

На улице дожди!

Заходи —

Накормим.

Наконец, стало ощутимо теплее.

***

Не представляя, как нужно выглядеть на халадинской свадьбе, Галдор решил для себя, что это не имеет значения. В конце концов, ему сказали просто зайти утром и забрать жену, то есть, никакого торжества не планируется. Всё-таки одевшись в чистое и причесав золотистые с проседью волосы, сын Хадора отправился в шалаш Халмира, в глубине души надеясь, что старик Халдан за ночь забыл о своём решении или передумал, поскольку на трезвую голову его выходка выглядела ещё более безумной.

Конечно, можно привезти девчонку в Хитлум, попытаться обучить грамоте и попробовать с её помощью влиять на решения выжившего из ума деда и слабака отца, но Галдор был уверен — ничего из этого не получится. Аданет, скорее всего, необучаемая, а её родичи — крайне тупы и упёрты. Но хотя бы перед королём предстанет не с пустыми руками.

Около жилища Халмира стояли трое охранников с деревянными копьями. Галдор оценил оружие и подумал, что даже сейчас способен переломать его об колено, однако делиться с халадинами домыслами не стал.

— Я за женой, — коротко сказал он.

— Угу, — кивнул один из стражей и исчез в шалаше.

Через мгновение к сыну Хадора вышел Халмир, ведя за руку съёжившуюся злую дочь. Харет была с распущенными расчёсанными волосами, в кожаном платье до колен, и так увешана деревянными украшениями, словно это заготовленный запас дров на зиму.

— А теперь — праздновать! — совсем не радостно сообщил Халмир и указал в сторону самого большого шалаша. — Отпразднуем свадьбу — и катитесь.

Галдор безразлично пожал плечами. Он бы уехал хоть сейчас, но, похоже, всё-таки какие-то традиции соблюсти необходимо. Зайдя с сопящей от злости женой в местный зал для торжеств, сын Хадора стойко принял поздравления, взял, не глядя, всё, что ему вручили, и сел на указанное какими-то людьми почётное место.

Нынешнее веселье ничем не отличалось от предыдущего: дети, барабаны, козы, закуски из муравьёв, странное пойло, и только один мужчина выбивался из общей картины веселья. Он пил и морщился, хватаясь за горло, а потом по кругу повторял, кашляя, что ему всю ночь не давал спать заболевший внук.

— Придушил бы гадёныша! — замахнулся кулаком халадин. — Да жена меня за это того! А я жить хочу!

***

Кабор зашёл в палатку, и Глорэдэль сразу поняла — хороших новостей не ждать. От мужа всё ещё пахло травами, хотя он полностью переоделся, когда покинул жильё больного малыша.

— Не понимаю, как это случилось, — сказал знахарь, тяжело опускаясь на лежанку. — Халадины говорят, что никогда таким не болели, никто никогда не видел такого горла, поэтому не знают, что делать. Но мы видели, Гло. Незадолго до отъезда. И ещё ранее. Мы умеем лечить такое, но дело не в этом! Получается, что именно мы, хоть и здоровы, привезли сюда плёночную хворь. Как это получилось?

— Значит, кто-то из нас всё-таки болен, — помрачнела Глорэдэль.

— Но не замечает этого, да? Как с постыдными болезнями?

— Похоже на то. Что будем делать?

— Мы должны помочь, — Кабор схватился за голову. — Мы ведь лекари, Гло. Ты понимаешь, что сейчас здесь заболеет половина племени, и мы это не сможем остановить, не сможем спасти всех?

— Я понимаю.

— Главное, — взгляд знахаря стал пугающим, — чтобы никто не узнал, что это мы виноваты в болезни. Понимаешь, почему?

— Понимаю, — мрачно отозвалась Глорэдэль. — Я попробую сделать лекарства для тех, кто ещё не заболел.

— Нет, Гло, — Кабор схватил её за руку. — Если здесь поймут, что мы знаем эту хворь, нас обвинят в ней! Мы будем лечить тех, кто заболеет, говоря, что никогда ничего подобного не видели, и лишь наши знания и опыт помогают придумывать способы исцеления.

— Это ужасно, — дочь Хадора опустила голову.

— Да, дорогая моя Гло, — знахарь развёл руками. — Но наши доброта и честность нас убьют, и мы вообще никому не поможем. Это ведь хуже, чем спасти хотя бы половину, правда?

Примечание к части Да, это очень изменившаяся в веках песня «Мельницы» «Чужой»

Чужим — стол накрытый, своим — хрен немытый

К вечеру снова пошёл дождь, и, в очередной раз выйдя облегчиться, Галдор успел ощутимо вымокнуть.

Вернувшись на торжество, сын Хадора заметил, как уныло выглядит ещё недавно шумное веселье. Старики напились и рыдали об умерших друзьях и родственниках, жалея не столько их, сколько себя. В мутных от прожитых лет и хмеля глазах дрожал страх скорой смерти. Молодые тоже напились, и теперь одни задирались к сидящим рядом, другие храпели, третьи искали, с кем бы уединиться. Дети устали и тянули родителей домой. Харет сидела на положенном ей почётном месте, уже не стремясь болтать с хмельными родителями и задремавшим дедом, а её младшая сестра куда-то исчезла. Братья же что-то увлечённо обсуждали в кругу сверстников, им было явно не до чего.

— Долго обычно празднуете свадьбы? — спросил Галдор отшатнувшуюся от него жену. — Хочу знать, как скоро нам катиться.

— День, может, два или больше, — Харет