ответила: «У нас вылупилось ровно двадцать цыплят. Так что, наверное, мне такое разрешение вышло – с двадцатью мальчиками гулять. Мне этого до самой смерти хватит».

Однако она ошиблась. Крик петуха означал совсем другое.

Когда девушка несла под мышкой завернутого в платок петушка, за ней пошел какой-то странный человек. Девушке было не столько страшно, сколько она стеснялась своего нелепого вида. А потому, вообще-то говоря, нам следует погромче закричать, чтобы предупредить ее. Вид у нее был весьма растерянный, так что незнакомец выбрал самый подходящий момент.

«Послушайте-ка, уважаемая, не согласитесь ли вы поучаствовать в одном мероприятии, которое принесет нам кучу денег? Должен признаться, что я каждый день роюсь в мусорных ящиках вашего театра. Нет-нет, я и не думаю найти там что-нибудь материальное. Мне нужны всего лишь бумажки – те клочки адресованных танцовщицам любовных записочек, которые выбрасываются туда в достаточном изобилии».

«О чем это вы?»

«Понимаешь, мы могли бы шантажировать идиотов, которые шлют такие письма. А если бы у меня была помощница в театре, задача сильно бы облегчилась».

Наша знакомая попыталась убежать. Но мужчина крепко схватил ее за локоть. Она попыталась отмахнуться той самой левой рукой, под мышкой которой находился петушок. В общем, в лицо мужчины полетел платок со всем его крылатым содержимым. Мужчина убежал. Он не знал, что это был обычный петух.

И теперь уже нетрудно вообразить, как на следующее утро девушка проходит мимо храма, а к ней со всех ног бросается ее вчерашний спаситель. Но на сей раз она не убегает. Она улыбается и с достоинством покидает место действия. Дойдя до театра, она говорит в раздевалке: «Дорогие коллеги! Берегите любовные записочки, не выбрасывайте их в мусорные корзины! И давайте передадим это важное с точки зрения общественной морали сообщение в другие театры».

Что ж, ее поведение заслуживает того, чтобы ее признали за великую балерину.

[1930]

Пудра и бензин

1

Запах пудры бьет в ноздри… Завороженные лица у сцены. Но пудра – это не только запах. Пять десятков танцовщиц роняют со своих обнаженных тел какую-то цветочную пыльцу. Юпитеры. В их свете танцует пыль. Неужели это и вправду пудра?

Харуёси задирает голову, чтобы оглядеть танцовщиц – от пояса до лиц. Его ноздри и легкие забиты пудрой. Клубы пудры по пути к его легким превращаются в голубоватую бензиновую дымку.

Харуёси – молоденький водитель такси. Проезд в нем в любой конец стоит одну иену. Он никогда не ездит по улицам в поисках пассажиров. Его машина слишком обшарпана для того, чтобы хоть кто-то из случайных прохожих пожелал бы сесть в нее. Поэтому-то он всегда поджидает клиентов здесь, перед кинотеатром, в котором показывают ревю.

В зале – тысяча двести человек. Мало кто из них знает, что это такое – запах пудры. Только тот, кто мостится – словно ящерица – перед самой сценой. Харуёси здесь уже в сотый раз. И оттого ему становится тошно уже в сотый раз.

2

Клиенты Харуёси – это сплошь его знакомые артисты из квартала Асакуса. Дикторы немых фильмов, комики, рассказчики, флейтисты… Харуёси берет с них меньше положенной иены.

В Асакуса таких такси – пять или шесть.

Вот комик показывает фокус – достает одну за другой салфетки из котелка. И тут оказывается, что в маленьком кошелечке, где они на самом деле и должны быть, этих салфеток не оказывается. «Извиняюсь, уважаемая публика».

Большинство клиентов Харуёси именно таковы.

Таксист Харуёси – большой любитель комиков. «Тут у меня одна подружка есть. Вот мы с ней и выступаем. Хочу с ней на стареньком „фордике“ по стране покуролесить. Ну там, на праздниках разных выступать станем. Успех будет оглушительный. И в газетах про нас напишут. Годик поездим и сюда вернемся. Свой театр сделаем».

Харуёси денежки зарабатывал еще и тем, что состоял при актерах посыльным. Ну и шпионил еще. Ну там, о заезжих гастролерах подноготную выведывал.

3

Весенний дождичек. Асфальт блестит.

Вот идет дочка исполнителя народных песен. Сандалии сняла, легкое пальтецо в горошек. Она идет по противоположной стороне улицы. В некотором отдалении шествует женщина с ребенком на руках.

Автомобиль догоняет девушку. Харуёси выпрыгивает на мостовую.

– Госпожа Коматиё! Зонтика у меня нет, но может, в машину пожалуете?

– Ну что ж, пожалуй.

Она садится, но такси не трогается с места.

– Почему не едем?

– Ждать не будем?

Девушка заливается краской. Харуёси рвет с места.

– Я вас с другой стороны улицы приметил.

– Неужели?

– Думаю, замочит младенца, вот и подъехал.

– Давай я слезу.

– О чем это вы?

– Понимаешь, приходится младенца прятать. Артистам дети не положены. Я всегда сначала чуть подальше от парка отойду, а потом мы вместе возвращаемся.

– С кем, с нянькой? Ей, наверное, уже за сорок будет.

– У нее такое условие было – только на полный день. А у меня денег столько ей платить нет. Мне нужна нянька только на время выступления. Нет ли у тебя кого-нибудь на примете?

– Чтобы сдавать ей ребенка на это время, так?

– Знаешь, как тяжело. Я как голосом повыше возьму, молоко так и закапает. Конечно, напряжешься там внутри вся. От молока вся мокрая. И одежда пачкается.

– Ладно, поищу няньку. Здесь вокруг по саду столько дамочек целый день болтается. Все равно им делать нечего.

– Да уж постарайся, пожалуйста.

4

Киоски и прилавки. Толпятся люди. Главная аллея парка. На лужайке, окруженной задами киосков – пятеро мужчин. С ними – две девочки. Или девушки?

Если встать на цыпочки и окинуть взглядом пространство за киосками, увидишь их жизнь. Впрочем, что там увидишь? Кто-то прислонился к дереву, кто-то сидит на земле. Слоняются по закусочным театриков, выпрашивают объедки. Других занятий у них нет.

А покупатели этих киосков… Нет, это не зрители зала на 1200 мест. Но это и не те «ящерицы», что лежат возле сцены и знают про жизнь, что идет за киосками.

Им становятся известны запахи и позанятнее, чем аромат пудры.

Вот от этой девочки исходит запах вовсе не театральной пудры. Она не роняет благоуханной цветочной пыльцы, подобно танцовщице. Она пахнет землей. Эта земля еще не превратилась в грязь – девочка стала бродяжкой слишком недавно. Рукава ее вполне приличного кимоно только-только тронуты ночными росами. Пояс еще не потерял первоначальной желтизны. Коса до плеч.

В толпе нет людей более одиноких, чем эти мужчины и девочки.

5

Вот с одной из таких девочек и отправился Харуёси, чтобы надышаться пудрой,