как тема для разговоров, нежели как реальные отношения. Истинные чувства пробуждались в ней лишь тогда, когда она о них говорила.

– Он ушел? – спросила Николь некоторое время спустя. – Его поезд, кажется, отходит в полдень.

Бейби оглянулась.

– Нет. Перебрался на террасу и разговаривает с какой-то женщиной. В любом случае теперь на пляже уже столько народу, что он, вполне вероятно, нас и не увидит.

Но он их увидел, увидел, как только они вышли из своего укрытия, и следил за ними взглядом, пока снова не потерял из виду. Он сидел за столиком с Мэри Мингетти и пил анисовую водку.

– В ту ночь, когда вы вызволили нас из передряги, вы были таким, как прежде, – говорила Мэри. – До того самого момента, когда так ужасно обошлись с Кэролайн. Почему вы не остаетесь всегда милым и очаровательным? Вы ведь можете.

Ему показалась нелепой и комичной ситуация, когда Мэри Норт учит его жить.

– Ваши друзья по-прежнему любят вас, Дик. Но когда вы пьяны, вы говорите людям ужасные вещи. Я все лето только и делала, что защищала вас перед всеми.

– Классический тезис доктора Элиота.

– Но это правда. Никто ведь не обязан принимать во внимание, выпили вы или нет. – Она поколебалась, но все же продолжила: – Даже Эйб в состоянии самого тяжелого опьянения никогда не оскорблял людей так, как вы.

– Какие же вы все скучные, – сказал Дик.

– Но других-то нет! – воскликнула Мэри. – Если вам не нравятся воспитанные люди, попробуйте общаться с невоспитанными, посмотрим, каково вам будет с ними! Единственное, чего хотят все, – это получать от жизни удовольствие, а если вы доставляете окружающим неприятности, то просто сами отлучаете себя от источника питания.

– А у меня был такой источник? – поинтересовался он.

Сейчас Мэри получала удовольствие, хотя сама того не сознавала, поскольку села с ним за столик только из страха. В очередной раз отказавшись от предложения выпить, она сказала:

– В основе всего – потворство собственным слабостям. Уж мне ли, видевшей, как Эйб из замечательного человека постепенно превращался в алкоголика, не знать этого…

По ступенькам с театральной беспечностью сбежала леди Кэролайн Сибли-Бирс.

Дик чувствовал себя прекрасно – сильно опережая время, он уже пребывал в том состоянии, в какое приходит мужчина к концу хорошего обеда, тем не менее пока он демонстрировал лишь деликатный, сдержанный и уважительный интерес к Мэри. Его взгляд, ясный, как у ребенка, искал ее расположения, и помимо собственной воли он уже ощущал былую потребность внушить ей, что он – последний мужчина на земле, а она – последняя женщина.

…Тогда он не будет вынужден смотреть на тех, других, мужчину и женщину, чьи черно-белые силуэты, словно гравюра на металле, вырисовывались на фоне неба…

– Я ведь когда-то нравился вам? – спросил он.

– Нравились? Да я любила вас! Все вас любили. Вы могли увлечь любую женщину – стоило лишь пальцем поманить.

– Между вами и мной всегда существовало нечто особенное.

Она охотно заглотила приманку.

– Правда, Дик?

– Всегда… Я знал все ваши печали и то, как храбро вы им противостоите.

Но где-то внутри его уже начинал распирать знакомый смех, и он знал, что долго не выдержит.

– А я всегда догадывалась, что вы многое обо мне знаете, – восторженно подхватила Мэри. – Больше, чем кто бы то ни был когда бы то ни было. Быть может, именно поэтому я так боялась вас, когда между нами кошка пробежала.

Он посмотрел на нее ласково, по-доброму, она ответила ему таким же взглядом, исполненным невысказанного чувства, на миг по протянувшейся между ними зрительной нити скользнуло все: супружеская преданность, близость, нерасторжимость уз. Но уже в следующий момент смех внутри его зазвучал так громко, что, казалось, Мэри не могла его не услышать, и Дик повернул выключатель, они снова очутились под солнцем Ривьеры.

– Мне пора, – сказал он, вставая.

Его слегка качнуло. Он больше не чувствовал себя прекрасно, ток крови замедлился. Подняв правую руку, он жестом папского благословения осенил пляж крестом с высоты террасы. Кое-кто из сидевших под зонтиками, подняв головы, удивленно посмотрели на него.

– Я иду к нему. – Николь приподнялась на коленях.

– Никуда ты не пойдешь, – сказал Томми, решительно осадив ее назад. – Все кончено, довольно.

XIII

После нового замужества Николь поддерживала связь с Диком: их письма касались деловых вопросов и детей. Когда она повторяла, что случалось нередко: «Я любила Дика и никогда его не забуду», Томми отвечал: «Разумеется, почему ты должна его забывать?»

Дик открыл было частную практику в Буффало, но дела, видимо, не пошли. Что случилось, Николь так и не узнала, но несколько месяцев спустя до нее донесся слух, что он переехал в маленький городок Батавия, штат Нью-Йорк, где работает врачом общего профиля, а еще позднее – что он занимается тем же самым в Локпорте. По чистой случайности о его жизни в Локпорте она знала больше: он много ездит на велосипеде, пользуется успехом у дам, и на столе у него всегда лежит большая стопка бумаги – считается, что это некий серьезный медицинский трактат, близкий к завершению. Дик слывет образцом прекрасных манер, а однажды произнес отличную речь о наркотиках на публичной встрече, посвященной проблемам здоровья населения. Однако потом он оказался вовлечен в какие-то неприятности с продавщицей из бакалейной лавки, а также в судебный процесс, касавшийся каких-то медицинских вопросов, и покинул Локпорт.

После этого он уже не просил, чтобы детей присылали к нему в Америку погостить, и не отвечал, когда Николь спрашивала в письмах, не нуждается ли он в деньгах. В своем предпоследнем письме он сообщал, что практикует в Женеве, штат Нью-Йорк, и у нее создалось впечатление, что живет он с кем-то, кто ведет его хозяйство. Она нашла в географическом атласе эту самую Женеву, которая, как оказалось, расположена в самом сердце района Фингер-Лейкс, и решила, что это, должно быть, очень милый городок. Ей нравилось думать, что карьера его еще впереди – как у Гранта в Галене. Последнее короткое письмо от него было помечено штемпелем Хорнелла, совсем уж маленького городишки неподалеку от Женевы, в том же штате Нью-Йорк. Так или иначе, он почти наверняка и теперь обретается в этой части страны, в том или ином тамошнем городишке.

Примечания

1

Перевод А. Грибанова. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Bonne (фр.) – добрый, хороший; ass (англ.) – ослица.

3

Oyster (англ.) – устрица.

4

Flesh (англ.) – тело, плоть.