У Кэтрин Соломон, поднимающейся на холм к подножию МонументаВашингтона, радостно билось сердце. Душевные раны от пережитых сегодняпотрясений еще не зажили, но сейчас все ее мысли сосредоточились на радостномизвестии, которое сообщил сестре Питер и в котором она только что убедиласьлично.

«Мои исследования целы. Все до единого».

Голографические носители со всеми данными, находившиеся влаборатории, погибли в огне. Однако в Храмовом зале Питер признался Кэтрин, чтовтайне от нее делал резервные копии всех ноэтических материалов и хранил у себяв кабинете, в ЦТП СМ. «Ты же знаешь, я преклоняюсь перед тем, что тыделаешь, — объяснил он, — поэтому обеспечил себе возможностьнаблюдать за исследованиями, не отвлекая тебя от работы».

— Кэтрин! — прозвучал басовитый голос.

Она подняла взгляд.

У подножия освещенного обелиска вырисовывалась одинокаяфигура человека.

— Роберт!

Кэтрин кинулась обнимать друга.

— Я слышал радостную новость, — шепнулЛэнгдон. — Представляю, какой это для тебя груз с души.

— Не представляешь, — севшим от волнения голосомвозразила Кэтрин.

Спасенные Питером материалы представляли настоящий переворотв науке — обширное собрание экспериментов, доказывающих, что человеческая мысльобладает реальной измеримой силой. Эксперименты Кэтрин наглядно демонстрировалирезультаты воздействия мысли на самые разные объекты — от кристаллов льда догенераторов случайных чисел и движения элементарных частиц. Несомненные ибесспорные, итоги исследования способны были переубедить скептиков и изменитьмассовое сознание в масштабах всего мира.

— Все изменится, Роберт, буквально все.

— Питер тоже в этом уверен.

Кэтрин оглянулась в поисках брата.

— В больнице, — пояснил Лэнгдон. — Елеуговорил сделать мне такое одолжение.

Кэтрин с облегчением вздохнула:

— Спасибо!

— А я обещал, что дождусь тебя здесь.

Кэтрин, кивнув, скользнула взглядом вдоль сияющего белизнойобелиска в ночное небо.

— Он мне говорил, что повезет тебя сюда. И что-тонасчет «Laus Deo»… В подробности вдаваться не стал.

Лэнгдон усмехнулся устало:

— Я и сам до конца не понимаю. — Он отыскалглазами верхушку монумента. — Твой брат мне сегодня много такогоразъяснял, что до сих пор в голове не укладывается.

— Попробую угадать. Мистерии древности, наука и СвятоеПисание?

— В точку.

— Добро пожаловать в мою жизнь. — Кэтринподмигнула. — Меня Питер посвятил давным-давно. Львиная доля моихисследований на этом строится.

— Сердцем я многое принимаю из того, что онговорил… — Лэнгдон покачал головой. — А вот умом…

Улыбнувшись, Кэтрин обняла его за талию.

— Знаешь, Роберт, пожалуй, в этом я могу тебе помочь.

В глубине Капитолия по пустынному коридору шагал АрхитекторУоррен Беллами.

«Последнее дело на сегодня», — думал он.

Оказавшись у себя в кабинете, он вытащил из недр письменногостола невероятно старый ключ. Черный, чугунный, длинный и тонкий, с давноистершейся маркировкой. Архитектор опустил ключ в карман и приготовилсявстречать гостей.

В Капитолий направлялись Роберт Лэнгдон и Кэтрин Соломон.Выполняя просьбу Питера Соломона, Беллами собирался предоставить им редчайшуювозможность — увидеть воочию грандиозную тайну, которую хранит зданиеКапитолия. И открыть ее может лишь Архитектор…

Стараясь не смотреть на оставшийся далеко внизу пол РотондыКапитолия, Роберт Лэнгдон мелкими шажками двигался по круговому мостику подсамым куполом. Потом он все-таки скосил глаза на поручень ограждения. От высотыкружилась голова. Профессору с трудом верилось, что меньше десяти часов прошлос той секунды, как в центре этого круглого зала возникла рука Питера.

Где-то там внизу, в ста восьмидесяти футах от Лэнгдона,двигался к выходу из Ротонды Архитектор Капитолия — крошечная упрямая точка.Беллами проводил Кэтрин и Лэнгдона вверх, на балкон, и оставил одних, снабдивточными указаниями.

«От Питера».

Лэнгдон посмотрел на старый железный ключ, который емувручил Беллами. Потом на узкую лестницу, уходящую с балкона… еще выше.«Господи, помоги». Узкие ступени, по словам Архитектора, вели к маленькойметаллической двери, отпирающейся этим самым ключом.

По замыслу Питера Соломона Лэнгдон и Кэтрин непременнодолжны были увидеть то, что скрывалось за дверью. Разъяснять Питер ничего нестал, вместо этого строго наказав отпереть дверь в определенный час — не раньшеи не позже.

«Ждать, чтобы открыть дверь? Зачем?»

Бросив очередной взгляд на часы, Лэнгдон тихо простонал.

Затем он опустил ключ в карман и посмотрел напротивоположную половину балкона по ту сторону разверзшейся перед ним бездны.Кэтрин, бесстрашно устремившись вперед и, видимо, не испытывая страха высоты,успела уже пройти полкруга и с восхищением разглядывала «Апофеоз Вашингтона»кисти Брумиди, нависающий прямо у них над головами. С этого необычногообзорного пункта пятнадцатифутовые фигуры, украшающие пять тысяч квадратныхфутов купола, представали в мельчайших подробностях.

Повернувшись к Кэтрин спиной, Лэнгдон едва слышно прошептал,обращаясь к внешней стене здания:

— Кэтрин, к тебе взывает твоя совесть! Как ты моглабросить Роберта одного?

Кэтрин, очевидно, тоже знала о феноменальных акустическихвозможностях купола, потому что стена тут же отозвалась ее голосом:

— А нечего трусить. Надо было идти со мной. Дверь ещене скоро открывать, времени полно.

Лэнгдон, признав ее правоту, неохотно двинулся вдольбалкона, хватаясь руками за стену.

— Этот потолок — нечто невероятное, — восхитиласьКэтрин, выворачивая шею, чтобы охватить взглядом все великолепие«Апофеоза». — Только представить: мифические божества с учеными иизобретениями. Да еще в главном зале Капитолия…

Лэнгдон поднял глаза к громадным изображениям Франклина,Фултона и Морзе в окружении символов их научных открытий. Переливающаяся радугаувела за собой его взгляд к Джорджу Вашингтону, возносящемуся на облаке внебеса.

«Великое пророчество о превращении человека в бога».