– Мы сохганили вам госудагя, – закатил глаза «Карлион», – вас к победе пгивел Альдо Гакан.

– А где в это время были вы? – подошедший Дуглас Темплтон сжал локоть Робера. – Я что-то не припомню вас ни у леса Святой Мартины, ни у стен Олларии.

– У стен Раканы, – мило улыбнулась баронесса Кракл. Она была недурна собой, слишком недурна для косого, немолодого мужа. – Мы живем в Ракане, господа.

– Не могу согласиться, – Удо Гонт поцеловал холеную ручку. – Его Величество брал именно Олларию, иначе б это не было победой.

– Вы правы, – баронесса игриво взмахнула малиновым веером. Зря – на мундире Удо золотилась роза, без сомнения перекочевавшая туда с груди Марианны Капуль-Гизайль.

– Вы, судагыня, не можете знать некотогых вещей, – поднял палец агарисский обитатель. – Только мы, те, кто пегежил чегные вгемена, сохганили пгошлое во имя будущего.

– Талигойю освободили сами талигойцы, – отрезал Кракл. – Мы склоняем головы перед погибшими за нашу и вашу свободу. Эгмонт Окделл, Карл Борн, Морис Эр-При и его сыновья – все они родились в Талиге, но умерли за Талигойю. О ком из родившихся в Агарисе можно сказать то же самое?

– Вы оскогбляете не только наших пгедков, – «Каглион» заломил руки и сделал полшага в сторону оскорбителя, освобождая тем самым путь к отступлению, – вы оскогбляете госудагя.

Что ответил Кракл, поспешно ретировавшиеся друзья не слышали. Робер выскочил из Золотого зала, не понимая, от кого его мутит больше – от агарисских сидельцев, косого барона или малиновых тряпок его белобрысой супруги.

– Успокойся, – Удо поправил свою розу. – Знаешь что. Приходи послезавтра к Капуль-Гизайлям. Я с полудня до рассвета торчу в Приемной, а потом свободен, как четыре ветра. Сыграем в вьехаррон, выпьем, барон тебе птичек покажет.

– Может, и приду, – Лэйе Астрапэ, что с ними всеми сотворила Святая Мартина?! Дуглас только что не кусается, Удо прячет голову в чужой постели и не желает ничего замечать, а Эпинэ... Эпинэ предал сюзерена еще до того, как сюзерен предал себя.

– Приходи, – подмигнул брат Рихарда, – а то Дуглас не может, а втроем не игра.

– Не могу, – развел руками Темплтон. – Семейный долг, знаете ли!

– Вот видишь, – сощурился Удо, – он не может, а на второй день Излома положено ходить в гости.

– Ты сперва первый переживи, – посоветовал Робер. – Утром горожанам подарки раздают, а вечером – Большой прием, после него нам небо точно со сковородку покажется.

– Прием как-нибудь переживем, а для подарков у нас целый цивильный комендант есть, – Гонт вгляделся в толпу и скривил губу. – Предлагаю сбежать. Повелитель Волн – это выше моих сил. Да еще с Берхаймом.

– Бежим, – согласился Робер. – Спрут Иноходцу не друг, а заодно в Охотничий зал глянем.

– О «Золотой охоте» соскучился? Я тоже, – лицо Дугласа стало растерянным. – Закатные твари, мы же вернулись домой, а как не дома.

Вернулись, но как и с кем? Если б только можно было сказать правду, но Удо никогда не простит Олларам Карла и Рихарда. Вот Дуглас, тот наверняка поймет, но сначала нужно дождаться Реджинальда.

2

– Господа, разрешите вас поздравить с великим днем, – бородатый Сарассан и с ним еще не дорвавшийся до столов Ванаг заступили путь. Обойти их, не отпихнув дряхлого кавалерийского генерала и агарийского посла, было невозможно.

– Мы вас тоже поздравляем, – вежливо произнес Эпинэ. Сколько сегодня проглотит Ванаг? Сколько этот «владелец островов у Хексберг» вообще проглотит?

– Я предвидел, что этот день наступит. Помните, я говорил вам об этом в Агарисе, – пошел в атаку обжора. – Я никогда не сомневался в нашем Альдо!

Было время, Робер тоже не сомневался. Ни в своей правоте, ни в том, что Альдо Ракан – его друг, а он сам – друг Альдо Ракана.

– Эпинэ, – кустистые брови Сарассана поднялись вверх, – что с вами?

– Дела военные, – пришел на помощь Дуглас. – Из Придды пришли тревожные вести.

– Но мы не должны складывать оружие, – затряс знаменитой бородой Сарассан, во время пира в нее наверняка набьются крошки. – Я говорил и буду говорить о том, что против Талигойи существует заговор.

Существует. И только благодаря этому заговору ты здесь. А заговор нужно вышибать заговором.

– Дорогой Сарассан, – подбоченился Иноходец, – мы вернулись домой навсегда. Главные беды в прошлом.

– Это вы вернулись, – дернул усом Ванаг. – Но Придда и Марагона все еще стонут под пятой захватчиков. Мои родовые земли...

– Придет и их черед, – перебил проглота Борн. – Весной все будет кончено.

Только не так, как хочется Ванагу. Не видать ему никаких островов. А островам, к счастью для них, не видать «законного владельца».

– Граф Гонт, – колыхнул бородой разоблачитель заговора, – вы слишком доверчивы и простодушны. Достаточно вспомнить «Анналы», в которых...

Как хорошо все эти болтуны запомнили, что Удо стал Гонтом, а Оллария – Раканой, и как же быстро они слетелись, сползлись, повылезали из своих нор.

– ...уничтожить Талигойю, несущую в себе зерно истинной, высокой духовности, – бубнил Сарассан. – Для этого две тысячи двести двадцать четыре года назад был составлен заговор...

Игнас был способен вещать часами, но у Ванага были куда более важные дела.

– Монсеньор, – пророкотал обжора, оттесняя приятеля, – я не стану настаивать на возвращении мне моих островов и сносе возведенных без моего согласия фортов, но я рассчитываю на возмещение понесенных убытков.

– За четыреста лет? – ухмыльнулся Темплтон.

– За триста девяносто семь, – Ванаг не шутил, он просто не умел шутить, – из учета обычного гайифского[67]процента.

– А почему не гоганского? – не утерпел Робер. – Гоганский процент выгодней.

– Да? – удивился владелец островов. – Но ведь он не фиксируется, в отличие от гайифского.

– А вы посоветуйтесь с вашим ростовщиком, – посоветовал Удо, – когда будете отдавать ему деньги. Если будете, разумеется.

– И все же вы недооцениваете угрозу, – Сарассан не собирался слушать про проценты за острова, у него была своя песня. – Друзья мои, вы еще так молоды! Вы не задумываетесь, кто веками жил с нами бок о бок, подтачивая сами устои существования Талигойи, я же этому посвятил всю жизнь.

Чему? Подтачиванию? Не ты один. Все мы в меру сил грызли чужой ствол, но перегрызли его не агарисские проглоты, а Люра с гоганами.

– Если вы читали мои труды, – не отставал борец со вселенским злом, – то вы должны помнить Франимские поучения.

– Увы, нет, – едва не взвыл Робер. – Я – человек военный, история и философия мне непонятны.