Последнее описание напоминает музыкальный фонтан, который Леонардо видел и слышал в Римини в 1502 году: «Можно создать гармоничную музыку из каскадов, как ты видел это у источника в Римини».[743] Пасторальная картина у Леонардо создается посредством передовых инженерных решений.

Возможно, с проектом виллы для д’Амбуаза связаны и идеи «храма Венеры». Позднее подобные постройки стали называться «капризами» или «причудами»:

Леонардо уже представляет себе целый пейзаж, набрасывая его словами («пусть будет озеро»), видя его мысленным взором. На обороте листа он пишет целую поэму, посвященную красотам и опасностям жилища Венеры:

Этот пассаж перекликается со строками из Полициановых «Стансов» 1476 года, напоминая об образе Венеры на турнире Медичи.[745]

Вилла и сады Шарля д’Амбуаза сохранились только в набросках и записях Леонардо, но записи эти полны деталей. Это должен был быть настоящий земной рай – вино, охлаждающееся в ручье, девушки в летних платьях, звук воды, «постоянно переливающейся» в гроте Венеры. Омрачала настроение художника только мысль о том, что эти наслаждения, как и все другие, неизбежно ведут к боли. Подобная идея не оригинальна, но она часто возникает у Леонардо – особенно остро в «Оксфордских аллегориях», созданных в середине 80-х годов XV века. И сейчас он снова связывает чувственные наслаждения с катастрофой, кораблекрушением, с людьми, «разбившимися о скалы» плотского искушения.

Леонардо обещал вернуться во Флоренцию к незавершенной «Битве при Ангиари» через три месяца, то есть к концу августа 1506 года. Но ехать ему не хотелось, да и новый покровитель не спешил его отпускать. 18 августа Шарль д’Амбуаз пишет почтительное письмо Синьории, прося для Леонардо позволения задержаться, «чтобы он мог выполнить некоторые работы, которые начал по нашей просьбе». По-видимому, речь идет о проекте летней виллы. Могли быть и другие «работы» – например прокладка канала: для Милана эта задача всегда оставалась актуальной. Впрочем, никаких работ могло и не быть, а упомянул о них губернатор лишь для того, чтобы придать своей просьбе больший вес. Письмо сопровождалось более официальным документом, подписанным вице-канцлером герцогства, Жоффреем Карле. В документе высказывалась просьба продлить отпуск Леонардо на один месяц и давались заверения в том, что художник вернется во Флоренцию к указанному сроку «без промедления». 28 августа Синьория дала свое разрешение. Вряд ли это разрешение было добровольным. Просто французы были слишком влиятельны, чтобы возражать им в подобных вопросах.[746] У Флоренции уже были конфликты с папой Юлием II, связанные с разногласиями между Леонардо и Микеланджело. Великая битва титанов, начатая тремя годами раньше, превратилась в череду мелких уколов и укусов.

Конец сентября настал и прошел. Леонардо не вернулся. 9 октября гонфалоньер Содерини лично обращается к Шарлю д’Амбуазу. Он зол на то, что д’Амбуаз «ищет извинений», но более всего зол на скрывшегося художника:

Тон этого письма выдает глубокую антипатию, существовавшую между Леонардо и Содерини. Леонардо понимает, что обвинения в его адрес справедливы, но письмо гонфалоньера направлено на то, чтобы по-настоящему разозлить его. Леонардо называют «неисправным должником», напоминают ему об «общественном деле».

Милан молчит, а затем 16 декабря Шарль д’Амбуаз отправляет Содерини письмо, в котором обещает не препятствовать возвращению Леонардо, но в то же время пеняет гонфалоньеру за несправедливые обвинения и неспособность понять гений художника:

Весьма ироничное «рекомендательное» письмо: француз из Милана объясняет величие Леонардо его соотечественникам. Единственный способ для художника укрепить свое благосостояние – это держаться подальше от скуповатой Флоренции. Ни один из покровителей Леонардо не проявлял своих теплых чувств и восхищения столь явно.