– Я хотел только… я к Заметову…

– Понимаю, понимаю, и доставили удовольствие.

– Я… очень рад… до свидания-с… – улыбался Раскольников.

Он вышел; он качался. Голова его кружилась. Он нечувствовал, стоит ли он на ногах. Он стал сходить с лестницы, упираясь правоюрукой об стену. Ему показалось, что какой-то дворник, с книжкой в руке, толкнулего, взбираясь навстречу ему в контору; что какая-то собачонка заливалась-лаялагде-то в нижнем этаже и что какая-то женщина бросила в нее скалкой и закричала.Он сошел вниз и вышел во двор. Тут на дворе, недалеко от выхода, стоялабледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела. Он остановилсяперед нею. Что-то больное и измученное выразилось в лице ее, что-то отчаянное.Она всплеснула руками. Безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах.Он постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять в контору.

Илья Петрович уселся и рылся в каких-то бумагах. Перед нимстоял тот самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь полестнице.

– А-а-а? Вы опять? Оставили что-нибудь?.. Но что с вами?

Раскольников с побледневшими губами, с неподвижным взглядомтихо приблизился к нему, подошел к самому столу, уперся в него рукой, хотелчто-то сказать, но не мог; слышались лишь какие-то бессвязные звуки.

– С вами дурно, стул! Вот, сядьте на стул, садитесь! Воды!

Раскольников опустился на стул, но не спускал глаз с лицавесьма неприятно удивленного Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг надруга и ждали. Принесли воды.

– Это я… – начал было Раскольников.

– Выпейте воды.

Раскольников отвел рукой воду и тихо, с расстановками, новнятно проговорил:

– Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизаветутопором и ограбил.

Илья Петрович раскрыл рот. Со всех сторон сбежались.

Раскольников повторил свое показание…

…………………………………

Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки стоит город, одиниз административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. Востроге уже девять месяцев заключен ссыльнокаторжный второго разряда, РодионРаскольников. Со дня преступления его прошло почти полтора года.

Судопроизводство по делу его прошло без больших затруднений.Преступник твердо, точно и ясно поддерживал свое показание, не запутываяобстоятельств, не смягчая их в свою пользу, не искажая фактов, не забываямалейшей подробности. Он рассказал до последней черты весь процесс убийства:разъяснил тайну заклада (деревянной дощечки с металлическою полоской), которыйоказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи,описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислилнекоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об убийствеЛизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент,передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом слестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире,пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте,под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек. Одним словом, дело вышлоясное. Следователи и судьи очень удивлялись, между прочим, тому, что он спряталкошелек и вещи под камень, не воспользовавшись ими, а пуще всего тому, что онне только не помнил в подробности всех вещей, собственно им похищенных, но дажев числе их ошибся. То, собственно, обстоятельство, что он ни разу не открылкошелька и не знал даже, сколько именно в нем лежит денег, показалосьневероятным (в кошельке оказалось триста семнадцать рублей серебром и тридвугривенных; от долгого лежанья под камнем некоторые верхние, самые крупные,бумажки чрезвычайно попортились). Долго добивались разузнать: почему именноподсудимый в одном этом обстоятельстве лжет, тогда как во всем другом сознаетсядобровольно и правдиво? Наконец, некоторые (особенно из психологов) допустилидаже возможность того, что и действительно он не заглядывал в кошелек, а потомуи не знал, что в нем было, и, не зная, так и снес под камень, но тут же изэтого и заключали, что самое преступление не могло иначе и случиться, как принекотором временном умопомешательстве, так сказать, при болезненной мономанииубийства и грабежа, без дальнейших целей и расчетов на выгоду. Тут кстатиподоспела новейшая модная теория временного умопомешательства, которую такчасто стараются применять в наше время к иным преступникам. К тому же давнишнееипохондрическое состояние Раскольникова было заявлено до точности многимисвидетелями, доктором Зосимовым, прежними его товарищами, хозяйкой, прислугой.Все это сильно способствовало заключению, что Раскольников не совсем похож наобыкновенного убийцу, разбойника и грабителя, но что тут что-то другое. Квеличайшей досаде защищавших это мнение, сам преступник почти не пробовалзащищать себя; на окончательные вопросы: что именно могло склонить его ксмертоубийству и что побудило его совершить грабеж, он отвечал весьма ясно, ссамою грубою точностью, что причиной всему было его скверное положение, егонищета и беспомощность, желание упрочить первые шаги своей жизненной карьеры спомощью по крайней мере трех тысяч рублей, которые он рассчитывал найти уубитой. Решился же он на убийство вследствие своего легкомысленного ималодушного характера, раздраженного сверх того лишениями и неудачами. Навопросы же, что именно побудило его явиться с повинною, прямо отвечал, чточистосердечное раскаяние. Все это было почти уже грубо….

Приговор, однако ж, оказался милостивее, чем можно былоожидать, судя по совершенному преступлению, и, может быть, именно потому, чтопреступник не только не хотел оправдываться, но даже как бы изъявлял желаниесам еще более обвинить себя. Все странные и особенные обстоятельства дела былиприняты во внимание. Болезненное и бедственное состояние преступника досовершения преступления не подвергалось ни малейшему сомнению. То, что он невоспользовался ограбленным, зачтено частию за действие пробудившегосяраскаяния, частию за несовершенно здравое состояние умственных способностей вовремя совершения преступления. Обстоятельство нечаянного убийства Лизаветы дажепослужило примером, подкрепляющим последнее предположение: человек совершаетдва убийства и в то же время забывает, что дверь стоит отпертая! Наконец, явкас повинною, в то самое время, когда дело необыкновенно запуталось вследствиеложного показания на себя упавшего духом изувера (Николая) и, кроме того, когдана настоящего преступника не только ясных улик, но даже и подозрений почти неимелось (Порфирий Петрович вполне сдержал слово), все это окончательноспособствовало смягчению участи обвиненного.

Объявились, кроме того, совершенно неожиданно и другиеобстоятельства, сильно благоприятствовавшие подсудимому. Бывший студентРазумихин откопал откуда-то сведения и представил доказательства, чтопреступник Раскольников, в бытность свою в университете, из последних средствсвоих помогал своему бедному и чахоточному университетскому товарищу и почтисодержал его в продолжение полугода. Когда же тот умер, ходил за оставшимся вживых старым и расслабленным отцом умершего товарища (который содержал и кормилсвоего отца своими трудами чуть не с тринадцатилетнего возраста), поместил,наконец, этого старика в больницу, и когда тот тоже умер, похоронил его. Всеэти сведения имели некоторое благоприятное влияние на решение судьбыРаскольникова. Сама бывшая хозяйка его, мать умершей невесты Раскольникова,вдова Зарницына, засвидетельствовала тоже, что, когда они еще жили в другомдоме, у Пяти Углов, Раскольников во время пожара, ночью, вытащил из однойквартиры, уже загоревшейся, двух маленьких детей и был при этом обожжен. Этотфакт был тщательно расследован и довольно хорошо засвидетельствован многимисвидетелями. Одним словом, кончилось тем, что преступник присужден был ккаторжной работе второго разряда, на срок всего только восьми лет, во уважениеявки с повинною и некоторых облегчающих вину обстоятельств.