ее вторая половинка, пройдя путь между жизнью и смертью, будучи привязанной к единственному, мерцающему пламени. Как только солнце угаснет и чучело сгорит, она вернется в себя сюда, и вот, наконец, мы получим ответ на вопрос о местонахождении нашей дорогой Дарси.

— Ладно, восемьдесят процентов из этого не имеет смысла, — сказал Сет, когда Тори достала из кармана маленький мешочек и положила его на землю рядом с кинжалом. — Но я думаю, что там упоминалась блуждающая душа, что для меня звучит очень похоже на смерть.

Холод, пронизывающий меня, не имел ничего общего с прохладным ветром, проносящимся вокруг нас, и был связан с правдой в его словах. Я не мог не согласиться с ним.

— Ты действительно уверена в том, что хочешь возиться с этой штукой, Тори? — спросил я, настороженно глядя на нее, в то время как она щелкнула пальцами по земле и выжгла идеальную пентаграмму в траве прямо на вершине холма. — Я не думаю, что Дариус хотел бы, чтобы ты рисковала…

— В этом и заключается суть смерти, — ядовито шипела Тори. — Ты отказываешься от возможности хотеть чего-либо вообще.

— Мы могли бы просто остановить тебя от этого, — сказал Сет, придвигаясь ближе ко мне, поскольку он, казалось, был согласен с моими чувствами по этому вопросу. Это было похоже на плевок в могилу Дариуса — игнорировать риски и позволить его паре использовать непроверенную магию, в результате которой ее душа буквально покинет ее тело.

— Ты действительно так думаешь? — спросила Тори, легкое мерцание в воздухе между нами дало понять, что она наложила щит настолько быстро, что я даже не заметил, что она его наложила.

— Да, — прорычал Сет, принимая вызов и делая шаг вперед. — Думаю, мы сможем. И еще кое-что…

— Оставь это, — прорычал Калеб, разворачиваясь, чтобы оказаться между нами и Тори, его клыки сверкнули в свете, когда он оскалился на нас.

Мое сердце замерло в шоке, а затем свободно упало внутрь моей груди, чтобы разлететься по земле в кровавом месиве, когда я оказался стоящим напротив него вот так, мой друг, вставший на защиту Вега против своих братьев.

— Калеб, какого черта? — прорычал я, но он не отступил, и когда я потянулся к его эмоциям с помощью своих даров, я обнаружил, что он решителен и непреклонен, даже если противостояние нам таким образом причиняло ему боль.

— Ей нужно разобраться в этой магии. И я дал клятву помочь ей в этом. Я верю, что она сможет, и я согласен с ней по поводу Дариуса. Если он хотел вмешаться в то, что она делает, ему следовало остаться здесь, чтобы высказать свое мнение.

Эти слова поразили меня, как удар, и если бы я не чувствовал, как больно ему было их произносить, я бы, вероятно, пробил ему голову за эти слова.

Я посмотрел на Джеральдину, которая небрежно взмахнула своим хвостовиком в одной руке и встала рядом с Калебом, приподняв бровь, предлагая нам продолжить этот вызов.

— Ты действительно считаешь, что это правильно? — спросил Сет, хныча во все горло, склонив голову к Тори, которая сидела на земле, скрестив ноги, а вокруг нее из земли прорастали различные травы под руководством ее магии земли.

— Я думаю, это единственное, что у нас есть сейчас, что может дать нам преимущество. Что может изменить наши дерьмовые, мать их, судьбы, — сказал Калеб, и в этих словах я почувствовал его искренность. Он купился на то, что Тори думает об этой непроверенной силе. Он верил в ее бессмысленные попытки изменить то, что уже свершилось, навязать другую судьбу нам и человеку, которого мы все потеряли.

— Калеб, — медленно сказал я, агрессия исчезла из моей позы, когда я почувствовал, как тяжесть моей собственной потери обрушивается на меня. — Я не уверен…

Я покачал головой, снова взглянул на Тори, прежде чем выдохнуть. Она была самостоятельной женщиной. Она понимала, на какой риск идет, используя эту древнюю силу, и я чувствовал, как решительно она настроена довести до конца этот безумный план. Она собиралась с головой погрузиться в использование эфира, невзирая ни на что, что бы ни говорили по этому поводу другие. И она была права, мы не сможем остановить ее.

Даже если бы мы преуспели сейчас, мы не смогли бы удерживать ее от этого пути, не ограничивая ее день и ночь, а я не собирался делать с ней ничего подобного после всего, что она пережила от рук Лайонела, не смотря на то, что я знал, что Дариус бы возненавидел это.

— Хорошо, — в итоге согласился я. — Мы не будем выступать против тебя.

Я посмотрел на Сета в поисках подтверждения, и он издал низкий рык, выражающий его беспокойство, прежде чем твердо кивнуть в знак согласия.

— Отлично. — Джеральдина бросилась прочь, как будто противостояние со мной абсолютно ничего не значило в грандиозной схеме ее дня, а я поборол желание надуться и обратил свое внимание на действия Тори.

Теперь она держала в руках грубую поделку — кукурузную куклу, которая выглядела странно женственной, несмотря на торчащую повсюду набивку. Грудь куклы оставалась открытой, и Тори осторожно выбрала веточку вербены и вставила ее в куклу. Затем она добавила ромашку, потом майоран, а потом взяла кинжал и отрезала небольшой локон собственных волос, чтобы прижать его к груди жуткого существа.

— Вербена для улучшения астральной активности, — вздохнула Джеральдина, начиная медленно ходить по кругу вокруг края пентаграммы, над которой работала Тори. — И чтобы вызвать экстрасенсорную способность отделять душу от плоти. Ромашка, чтобы уловить дары солнца и позаимствовать его всемогущую силу, когда оно находится на пике своего могущества. Сладкий майоран, чтобы призвать свою единственную настоящую любовь — ибо что может быть сильнее любви двух сестер?

— Все это звучит очень романтично, — пробормотал я, настороженно глядя на Тори, когда она достала из сумки кристалл лазурита, темно-синий камень с чистыми золотыми вихрями, от которых у меня перехватило дыхание. Это была бесценная вещь, которую она, без сомнения, взяла из сокровищницы Дариуса, и мысль о том, что он может выйти из себя из-за этого, одновременно забавляла меня и навевала грусть.

— Лазурит — воплощение мудрости, интуиции и ясности, он поможет удержать ее блуждающую душу на пути к ответу, который она ищет, — сказала Джеральдина своим жутким тоном, и я порадовался, что этот ритуал проходит при полном дневном свете, так как по моему позвоночнику пробежала дрожь.

— Прекрати делать это странным, Джеральдина, — пожаловался Сет. — Мне и так это не нравится, а ты делаешь это еще более жутким.

Тори