Надо признать – вырос новый сорт девушек, богатых и красивых, которые и должны составлять пару богатым и успешным мужчинам. И нет тут никакой трагедии. Канторович и я – мезальянс, неустойчивая конструкция со смещенным центром тяжести, которая рухнула бы в любом случае.

Любовь предпочитает равных. И существует только в равновесии.

На террасе становилось людно – уже не осталось свободных столиков, и мы с нашими полупустыми бокалами явно занимали чужое место. До начала приема еще два с лишним часа. Звезд в кафе не было.

– Пойдем потихоньку? – предложила я.

Мы двинулись в обратную строну, ко Дворцу, мимо витрин бутиков, обходя плотные группки людей, сбившиеся посреди человеческого потока. Они смеялись, обнимались, курили, говорили на всех языках мира. Кинематографисты, настоящие хозяева здешних мест. Герои в смокингах и героини в платьях. Я внимательно ощупывала каждое лицо – вдруг это и есть звезда, которую я спрячу в свою копилку воспоминаний. Но никто не попадался.

– Где рестораны-то? Веди меня, – Лия притормозила у витрины Yves Saint Laurent.

– Уже близко, – я прибавила шаг. Толпы возле Дворца уже не было, скамеечки и стремянки операторов опустели. Правильно, все на премьере.

Мы прошли через сквер. Направо или налево? Пусть будет налево. Ура! Я гений! Вот она, улица, откуда доносились пряные запахи и бойкий стук вилок по тарелкам. С трудом нашли место, на открытых верандах был аншлаг.

– Как же я хочу жрать! – сказала Островская, плюхнувшись в кресло. – О, даже по-русски есть меню.

– Да, это наш город.

Руккола с креветками, сибасс, бутылка вина. Мы решили не экономить.

– Тебе нравится Ведерникова? – спросила Лия, когда мы уже размышляли над десертным меню.

– Да.

И это было правдой. Какое облегчение, что я наконец к этому пришла.

– А я была уверена, что ты ее ненавидишь. У вас с ней что-то произошло в Каннах прошлый раз?

Скорее, у нас с ним. Стоп. Не надо об этом вспоминать.

– А что тогда случилось все-таки? Ты не рассказывала подробно.

И сейчас не хочу.

– Да нечего рассказывать. Забыто.

Сейчас казалось, что все это случилось не со мной. И не с Настей, и не с Сашей. Не стоило копаться в той истории. Кто из нас так раздразнил судьбу тогда, я, Канторович или Ведерникова, что мы навлекли на себя гнев местных богов? Теперь в этом бессмысленно разбираться. Забыть, выбросить из памяти ту историю, как дешевый бульварный роман. Лазурный Берег принял меня в свои родительские объятия, гладил по голове, убаюкивал, усыплял. Как же хорошо здесь…

– Ты пойми, я за Настю переживаю, поэтому так расспрашиваю подробно. С ней вечно что-то происходит. Она вообще несчастная.

– Несчастная?

– Там в семье такие скелеты! Ты знаешь, что у нее мать с турецким мальчиком живет?

Я едва не выронила бокал.

– Как это?!

– А так. Каждый год вывозит себе нового пупсика с пляжа. Они с Ведерниковым не живут вместе уже лет десять. Там и алкоголь, и все на свете. Ведерников и Насте запрещает с ней общаться, но она, я знаю, ездит к ней иногда, деньги матери дает… А та пропивает со своими зажигалками. Ты только не распространяйся об этом, хотя все, конечно, знают…

Господи, мне и в голову не приходило, что у этого нарядного занавеса от Oscar de la Renta есть изнанка, из которой торчат живые нитки… Бедная, бедная Настя. Как же ей больно. Я вдруг поняла, что должна ее защитить. Даже от Лии и ее вопросов.

– Слушай, я не хочу сейчас об этом, – я закурила, запрокинула голову и отправила струйку дыма вверх. Луна. И звезды. Такие большие. И неизвестно, что там на этой звезде происходит на самом деле. Может, война.

В начале одиннадцатого мы вышли к морю. Набережная гудела. Внизу, на пляжах, накрытых шатрами, гремела музыка. Джинсы, платья, короткие юбки, сверкающие топы – Канны успели сменить наряд. Дискотека 60-х. 60-го Каннского фестиваля. Возле лесенок, ведущих вниз, несли вахту охранники, сдерживая напор страждущих – с билетами и без. Толпа загустевала по мере продвижения к пляжу Miramar. Один из пирсов, уходящий далеко в море, был превращен в сцену. Прожектор гулял над водой, высвечивая лица музыкантов, полированные детали барабанов и людей – лежащих на камнях, сидящих на ступеньках, балансирующих на парапете набережной.

– Аленыч, мне нравится здесь! Я тоже фанат кино! – Островская заплясала на месте. – Это грандиозно! А! А!

Это было грандиозно – немного штормило, посеребренные прожекторами волны бились о камни, звук летел с пирса к берегу и усиливался, подгоняемый волной. Кричали чайки…

Я почувствовала, что сейчас взлечу – поднимусь над каруселью, оттолкнусь от макушек пальм, зависну над пирсом, посмотрю на город с высоты птичьего полета и растворюсь в темной глубине, где море сливается с небом. Сколько звезд!

Мы спустились вниз. Песчаный пляж был укрыт циновками, и каблуки немного вязли, уходили в песок. Бар, банкетные столы. Шампанское, кресла у моря. Я оглянулась по сторонам. Здесь были сплошь кинематографические люди, но лично я никого не знала. Походила вокруг стола. Семга, королевские креветки, икра, клубника. А вот клубника – это хорошо. Еще шампанского и моря. Я приметила столик у берега, надо занять, пока народу мало.

– Лия, пойдем туда.

– Я приду, сейчас поесть возьму.

– Мы же из ресторана только что!

– Ну и что? – Она набирала в тарелку все подряд. Островская и правда жадная.

– Аленушка, и вы здесь? Очень рада вас видеть.

Мила Ямбург, ну конечно, а как же без нее?

– А вы зачастили к нам в Канны! Как ваши дела, дорогая? Вижу, что чудесно. Чудесно выглядите! А платье у вас Karen Millen, угадала? Почему не приехали ко мне, мы бы вам такое платье подобрали! У меня чудесная коллекция сейчас… – Мила, как всегда, частила и рекламировала свои услуги. Я не позволяла себе пользоваться ими, чтобы не попасть в зависимость. Если пойти по пути скидок и частных отношений, то это уже не бизнес. Ощипывать по-мелкому рекламодателей мне не хотелось. Но теперь, пожалуй, стоит это рассмотреть. Островская-то, оказывается, покупает все со скидками.

– Мила, я обязательно приду, когда вернусь. Позвоню вам, и договоримся.

– Чудесно, Аленушка. Лия?!

Островская стояла с полной тарелкой еды, жевала и в ступоре глядела на Милу. На ней было то самое платье, нелегально вытащенное из Милиного подвала, куда Лии вход был запрещен.

– В моем платье! Сколько лет назад ты хотела его купить?! – Ямбург прищурилась.

Глаза у Островской забегали.

– В прошлом году.

– Ой ли? Три года назад я тебе это платье продавала и скидку сделала. А ты не взяла. Это Valentino, точно? – Ямбург была профессионалкой.