Я смеялась, пила, и все тонуло в рассветном белесом забытье… Гости расползлись по саду. Спать, хочется спать…

Странные резкие звуки разрезали утреннюю тишину. Сирена! Все оживились, загалдели. Настя засуетилась, побежала к воротам, споткнулась, упала на колени, уперлась ладонями в траву, поднялась… Она напилась…

– Что случилось? Что происходит?! – услышала я голоса над ухом.

– Соседи полицию вызвали!

– Это здесь часто. Шуметь нельзя после одиннадцати…

У ворот что-то происходило. Кричала Настя. По-французски. И по-русски:

– Отпустите! Ce n’est pas légal! Вы не имеете права!

Народ выбежал на лужайку. Я с трудом сползла с шезлонга… Настю в наручниках держали двое полицейских и тащили к выходу. Калитка была распахнута. Я увидела знакомую машину с мигалкой… Черт, что происходит? Это был дурной сон, кошмар, преследовавший меня. Я сплю? Настя оглянулась. Лицо испуганное, перекошенное, испачканное землей… Все замерли, приросли к месту.

– Алена! Алена!

Она зовет меня? Я побежала к ней, залипая каблуками в мягкой траве лужайки. Только бы не упасть. Бежала я медленно, как во сне, когда прилагаешь все силы, но цель все дальше, дальше…

– Настя! Настя! Что случилось?! Что им надо? Мы шумели? Объясни, что заплатишь штраф! Штраф заплатить, да?

Двое полицейских смотрели на меня. Я видела, как напряжены их руки, державшие Настю. И пальцы, лежащие на кобуре.

Она произнесла заплетающимся языком:

– Алена, это не шум. Это то… Ты понимаешь? Это за то. – А глаза у нее совсем трезвые. – Позвони Волкову или Сашке позвони, я прошу тебя! Срочно позвони!

Ее уже выводили из калитки. Я же стерла, я стерла номер Канторовича!

– У меня номера нет, Настя, у меня нет телефона!

– В сумке, наверху, у меня в спальне! Позвони, умоляю! – успела она крикнуть, и ее затолкнули в машину. Автомобиль рванул с места. Я стояла на тротуаре и смотрела ей вслед.

На поляне уже никого не было, все тихо сидели в гостиной. Звонили, вызывали такси. Молчали.

Подошла Лия и сказала:

– Уходим. Пойдем пешком вниз, до трассы, и там поймаем машину.

Я не сразу ее поняла.

– Алена, проснись!

– Да… Нет, я не могу. Надо позвонить, Настя просила.

– С ума сошла?! После всего этого? Надо смываться!

– Лия, ничего не будет. Мне наверх надо, телефон ее найти, подожди меня здесь.

– Ты дура? Хочешь познакомиться с кутузкой французской?

Ха, мне уже не страшно, я там была.

– Оставайся, а я поеду. Дай мне деньги взаймы. Триста евро дай. Я все потратила, сегодня за пляж последние отдала.

– Как же?.. А если бы и я все потратила?

– Ты бы никогда так не сделала. Ты же ответственная у нас.

Я достала двести. У меня оставалась еще сотня и немного на карте.

– В двенадцать чек-аут. На самолет не опоздай, – Лия ушла.

Я закрыла калитку. Осталась одна, в огромном пустом доме, рядом с черной дырой бассейна. Вдруг мне стало страшно. Что я здесь делаю? Может, надо было ехать вместе с ней?

Пока шла наверх, включала везде свет – здесь полно темных закоулков. На стенах висели картины – большие цветные пятна, но разглядывать их было сейчас недосуг.

Настина сумка лежала в спальне на кровати. Огромный белый подиум… Поискала в телефоне последние звонки. Канторовича не было. Был Волков. Я набрала телефон Аркадия – отключен. Нашла, наконец, Канторовича в записной книжке. Не подходит. Еще раз, буду звонить, пока не умрет батарейка.

– Алло, Саша? – Голос у меня дрогнул.

– Настя, девочка, ты? Алло, не слышу тебя!

Он отозвался, и я почувствовала облегчение.

– Саша, это я… Это Алена! – закричала я в трубку, успев отметить, как он нежно говорит с ней…

– Алена? – И как изменился его голос сейчас, как будто он поперхнулся, услышав мое имя.

– Алена, ты? А где Настя? Я думал, это Настя, у меня телефон ее определился. Вы вместе? Вы где?

Он явно напрягся. Но сейчас не до анализа эмоций.

– Саша, это я! Мы в Каннах! Слышишь меня?

– Да, да, говори! Вы напились там обе, что ли?

– Послушай, ее только что забрала полиция!

– Что?! Что ты сказала?!

– Арестовали Ведерникову! Ты слышишь меня? Арестовали и увезли!

Пауза.

– Говори быстро, что произошло.

Я залепетала, сглатывая слезы – про вечеринку, про заламывание рук.

– Что-то предъявлено? Обвинения какие?

– Я не знаю, я не слышала, что говорили полицейские.

– Ты сейчас где?

– Я в доме сижу. У Насти дома.

– То есть… А, ну да… Тебя допрашивали?

– Нет, – я всхлипнула.

– Ты там с кем? С тобой есть кто-то?

– Нет, я одна. Все ушли. Саша, я боюсь…

– Так, дай сообразить… Ты долго будешь там? В Каннах ты надолго?

– Мне завтра, вернее, уже сегодня вылетать. В двенадцать самолет.

– Черт… А ты где остановилась? Тебя Ведерникова туда, что ли, поселила?

– Куда туда? Я в Ницце живу. В Ницце отель. Я не знаю, что мне теперь делать, – я захныкала.

– Сейчас, подожди секунду. Я подумаю…

Он замолчал. Ни шороха в трубке. Мне показалось, что я опять осталась одна.

– Алло! Ты здесь?

– Да-да. Так, оставайся там. Мы вылетаем. Никуда не выходи, не открывай никому. Увидишь утром прислугу – с ними ничего не обсуждай. Полиции скажешь, если придут, что это частное владение. Только с санкции прокурора.

Я заплакала, уже не стесняясь.

– Алена, успокойся. Все будет хорошо. Не надо, не плачь…

– А как же я обратно полечу? И у меня вещи в гостинице…

– Вещи не проблема. Я боюсь тебя отпускать сейчас в город, мало ли что? Виза впритык?

– Нет, у меня Шенген годовой.

– Слава богу, хоть это. Я прилечу только завтра вечером. И тебя отправлю сразу.

– Почему только завтра? Саш, я не могу здесь оставаться. Это ужасно, опять то же самое! Мне страшно, ты слышишь, мне страшно!

– Алена, я не в Москве, мы с Аркадием в ЮАР. Спокойно там сиди. Я позвоню Алексею Николаевичу, адвокату. Помнишь его? Он приедет к тебе. Отдохни там спокойно. Да уж, спокойно… Я буду тебе звонить. Поняла меня?

– Да, – мне стало немного лучше.