столь неуживчивыми и порочными, дерзкими и надменными, раскольниками и подстрекателями, столь злокозненными и завистливыми, мы invicem angariare [поочередно чиним друг другу препятствия{1387}], изничтожаем и изводим друг друга, мучаем, лишаем покоя и устремляемся в этот водоворот горестей и забот, усугубляющих наши беды и меланхолию, навлекающих на нас преисподнюю и вечное проклятие.

ПОДРАЗДЕЛ IX

Гнев как причина меланхолии

Гнев — это состояние расстройства, направляющее наши жизненные силы наружу и приуготовляющее тело к меланхолии и даже безумию: Ira furor brevis est [Гнев есть безумье на миг{1388}], и, как считает Пикколомини[1720], одна из трех самых неистовых страстей. Аретей, точно так же, как и Сенека (ep. 18, lib. I [кн. I, письмо 18]), определял его как особую причину этой болезни[1721]. Маньино приводит следующее объяснение: Ex frequenti ira supra modum calefiunt[1722], он приводит к перенагреву тела, и если это происходит слишком часто, то переходит в явное безумие, говорит Св. Амвросий{1389}. Существует известная поговорка: Furor fit laesa saepius patientia? Самая терпеливая душа, если ее часто провоцировать, будет доведена до безумия; так можно и святого превратить в дьявола, вот почему, судя по всему, Василий в своем пастырском наставлении de Ira [о Гневе] называет это Tenebras rationis, mor bum animae, et daemonem ssimum, помрачением рассудка и злым демоном. Лукиан в Abdicato, tom I[1723] [Лишенном наследства, т. I] тоже считает, что эта страсть приводит к такому результату, особенно у старых мужчин и женщин. «Гнев и клевета, — говорит он, — именно их приводит в первую очередь к такому расстройству и некоторое время спустя оборачивается безумием: есть много причин, приводящих женщин в ярость, особенно если они слишком любят или ненавидят, или завидуют, чересчур предаются печали или раздражению, — все это мало-помалу доводит их до этого недуга». Из склонности это переходит у них в привычку — ведь между безумцем и сердитым человеком, особенно в момент вспышки гнева, не существует никакого различия; гнев, как описывает его Лактанций (lib. de Ira Dei, ad Donatum, cap. 5 [кн. о Гневе Божием, к Донату, гл. 5]), это saeva animi tempestas и пр.[1724], жестокая буря в душе человека, «заставляющая его глаза сверкать огнем и пристально уставиться на что-то, скрипеть зубами; он начинает заикаться, бледнеет или краснеет, а что может послужить наиболее опасным подражанием безумцу?».

Ora tument ira, fervescunt sanguine venae,

Lemina Gorgonio soevius angue micant[1725].

[В гневе вспухают уста, темной кровью вздуваются жилы,

Яростней взоры блестят огненных взоров Горгон.]

Они становятся на время безрассудны, непреклонны, слепы, подобно животным и чудовищам, не отдают себе отчета в своих словах и поступках, проклинают, богохульствуют, поднимают на смех, дерутся и вытворяют еще невесть что. Способен ли безумец сотворить что-либо большее? Как говорится в одной комедии; Iracundia non sum apud me[1726], Я вне себя <от гнева>. Если эти приступы особенно сильны, продолжительны или часты, тогда они, без сомнения, приводят к безумию. Монтан (consil. 21 [совет 21]), в числе пациентов которого был один еврей-меланхолик, считал именно это главной тому причиной: Irascebatur levibus de causis, он слишком легко давал волю своему гневу. У Аякса не было никакой иной причины, приведшей его к безумию, а Карла Шестого, французского короля-лунатика, постигло это несчастье, оттого что, охваченный жаждой мести и злобой, он доходил в этой страсти до крайности; ожесточившись против герцога Бретани[1727]{1390}, он несколько дней подряд не мог ни есть, ни пить, ни спать и в конце концов приблизительно в дни июльских календ 1392 года и вовсе впал в безумие; усевшись верхом на лошадь, он обнажал свой меч и принимался разить им каждого, оказавшегося случайно поблизости; и в таком состоянии он пребывал до конца своих дней (Aemilius, lib. 10 Gal. Hist.). У Эжезипа{1391} (de excid. Urbis Hieros. lib. I, cap. 37 [о падении Иерусалима, кн. I, гл. 37]) есть сходная история об Ироде, которого приступ гнева довел до безумия: вскочив с постели, он убил Иосифа, и это была далеко не единственная его безумная выходка; весь двор еще долго после этого никак не мог его утихомирить[1728]; он испытывал иногда сожаление, раскаивался и даже очень сокрушался о содеянном, postquam deferbuit ira, когда его ярость остывала, но вскоре затем вновь совершал насилие. У людей горячих и холерического темперамента ничто не приводит так быстро к безумию как эта гневливость; помимо многих других недугов, как замечает Пелезий (cap. 21, lib. I, de hum. affect. causis [гл. 21, кн. I, о причинах человеческих страстей]): Sanguinem imminuit, fel auget она [уменьшает кровь и увеличивает количество желчи] и, как полемически утверждает Валезий (Med. controv. lib 5, contro. 8 [Медицинские противоречия, кн. V, противоречие 8])[1729], очень часто окончательно их губит. Но если бы это было наихудшим последствием такой страсти, она была бы еще более или менее терпима, однако «она разрушает и подчиняет себе целые города[1730], семьи и царства»[1731]{1392}. Nulla pestis humano generi pluris stetit, говорит Сенека (de Ira, lib. I [о Гневе, кн. I]), ни одна чума не принесла человечеству столько вреда. Загляните в наши исторические записи, и вы почти не найдете в них никакого иного предмета, кроме рассказов о том, что содеяло сборище одержимых людей[1732]. А посему мы поступим весьма похвально, если внесем в нашу литанию помимо прочего и следующее: «Милосердный Боже, избави нас от душевной слепоты, от гордости, тщеславия и лицемерия, от зависти, ненависти и злобы, от гнева и всех подобных им губительных страстей».

ПОДРАЗДЕЛ X

Неудовлетворенность, Заботы, Несчастья и пр. как причины Меланхолии

Неудовлетворенность, заботы, испытания, несчастья и многое другое, служащее причиной наших душевных мук, горя, страданий и тревог, — все это вполне уместно соединить в таком подразделе; правда, согласно суждениям некоторых людей, может показаться, что соединять их вместе нелепо, и все же Аристотель в своей «Риторике»[1733] определяет заботы, точно так же, как и зависть, соперничество и прочее, тем же словом — горести, а посему, думается мне, и я могу точно так же поместить