– Нет! – возразил граф Рапт. – В пять у нас слишком людно, да и прислуга увидит, как он войдет. А я хочу, чтобы о его приходе не знал никто. Вы должны понимать всю деликатность такой встречи. Будьте добры назначить другое время. Вы же почти каждый вечер встречаетесь с ним в саду, не так ли?

Позвольте и мне принять его тоже втайне от всех, инкогнито.

Можете считать, что это фантазия, но фантазия идущего на смерть, и я умоляю отнестись к ней с должным почтением.

– Да зачем же в саду? – заметила княжна. – Почему не здесь или не в оранжерее?

– Повторяю, княжна, нас могут увидеть, и ни вам, ни мне до этого дела нет. Доказательство тому: вы почти каждый вечер принимаете его в саду. Что, кстати сказать, весьма неосторожно, учитывая ваше хрупкое здоровье…

– Однако?.. – в.нетерпении перебила его княжна.

– …однако, – пюспешно подхватил граф, – я не понимаю, с какой целью вы это делаете; может быть, вы мне не доверяете?

Во всяком случае, мне трудно это объяснить.

Граф отлично мог бы объяснить недоверчивость княжны:

понять ее было нетрудно.

Несчастная женщина действительно думала так: «Раз он хочет видеть его вечером, значит, готовит западню».

– А что если я в самом деле вам не доверяю? – сказала она.

– Позвольте вас успокоить, Регина, – отвечал граф. – Вы можете присутствовать во время нашей встречи, издалека или вблизи, на ваше усмотрение.

– Хорошо, – подумав, согласилась Регина. – Завтра в десять часов вечера вы его увидите.

– В саду?

– В саду.

– Каким образом вы ему дадите знать?

– Я жду его с минуты на минуту.

– А если он не придет?

– Придет.

– Вот ответ влюбленной женщины! – пошутил граф Рапт.

Бедняжка Регина покраснела до корней волос.

Граф продолжал:

– Может статься, что он не придет именно в тот день, когда понадобится вам больше всего: надобно все предусмотреть. Пожалуйста, напишите ему.

– Хорошо, – решилась наконец княжна, – я напишу.

– Что вам стоит сделать это теперь же, княжна?

– Я напишу, как только вы уйдете.

– Нет, – улыбнулся граф, – я себе места не найду. Напишите просто: «Непременно приходите завтра». Дайте письмо мне, а об остальном я позабочусь сам.

Княжна Регина бросила на него испуганный взгляд.

– Никогда! – вскричала она.

– Ну хорошо! – молвил граф, снова направляясь к двери. – Я знаю, что мне остается сделать.

– Сударь! – вскричала несчастная женщина, догадываясь о его намерении. – Я напишу…

– Вот так-то лучше! – глухо пробормотал граф, и его глаза зловеще блеснули.

Княжна достала из комода лист бумаги, написала слово в слово так, как сказал граф, положила письмо в конверт, не запечатывая, и передала ему со словами:

– Если во всем это кроется какая-то ловушка, берегитесь, господин граф.

– Вы сущее дитя, Регина, – проговорил граф Рапт, принимая письмо. – Я беру на себя заботы о вашем счастье, а вы словно забываете, что я ваш отец.

Граф удалился, почтительно поклонившись княжне; не успела за ним затвориться дверь, как несчастная Регина разрыдалась, сложила на груди руки и взмолилась:

– Ах, бедная моя матушка!

Как может себе представить читатель, г-н Рапт всю ночь не сомкнул глаз. Это и понятно: перед такой серьезной партией, какую он замышлял, необходимо было продумать все до мелочей.

Удобно устроившись в глубоком вольтеровском кресле, положив голову на руки и прикрыв глаза, он ушел в себя и не слышал, что происходит вокруг. В результате своих размышлений он пришел к непреложному выводу: Петрус должен умереть.

Около семи часов утра, то есть с рассветом, он встал, прошелся по кабинету, остановился перед шкафчиком и отворил дверцу.

В одном из ящиков он взял огромную связку писем и подошел с ними к лампе. Он вытащил одно письмо наугад, развернул его и торопливо пробежал глазами.

Граф нахмурился. Казалось, на него вдруг нахлынуло все то постыдное, что годами копилось на его совести, и выступило у него на лице. Он скомкал письма, не торопясь подошел к камину и предал огню все, что у него оставалось от княгини Рины.

Горько усмехаясь, он следил за тем, как огонь пожирает письма.

– Итак, все надежды моей жизни улетучились! – прошептал он.

Он торопливо провел рукой по лбу, словно пытаясь отогнать мрачные мысли, и с силой подергал за шнур колокольчика, висевшего над камином.

На шум в кабинет явился его камердинер.

– Батист! – молвил граф Рапт. – Узнайте, прибыл ли господин Бордье, и попросите его явиться сюда.

Батист вышел.

Господин Рапт снова подошел к шкафчику, запустил в него руку и вынул два седельных пистолета.

Он их осмотрел и убедился, что они заряжены.

– Хорошо, – сказал он, уложив их на прежнее место и задвинув ящик.

Только он прикрыл шкаф, как услышал три негромких удара в дверь.

– Войдите! – пригласил он.

Появился Бордье.

– Садитесь, Бордье, – пригласил граф Рапт, – нам необходимо серьезно поговорить.

– Вы здоровы, ваше сиятельство? – спросил Бордье, глядя на искаженное лицо хозяина.

– Нет, Бордье. Вы, конечно, знаете, что произошло сегодня ночью, и не должны удивляться, что после такой встряски я чувствую себя не совсем в своей тарелке.

– Я действительно только что узнал, к своему удивлению и огромному сожалению, о смерти госпожи де Ламот-Гудан.

– Об этом я и хотел с вами поговорить, Бордье. По причинам, которые вам знать не обязательно, я завтра сражаюсь на дуэли.

– Вы, ваше сиятельство?! – ужаснулся секретарь.

– Ну да, я! И пугаться тут нечего. Вы меня знаете, и вам известно, умею ли я за себя постоять… А потому я хочу поговорить с вами не о дуэли, а о последствиях, которые она может иметь. Некоторые наблюдения дают мне право предположить ловушку. Мне нужны ваши помощь и участие, дабы в нее не угодить.

– Говорите, ваше сиятельство; вы знаете, что моя жизнь принадлежит вам.

– Я никогда в этом не сомневался, Бордье Однако прежде всего, – он взял со стола лист бумаги, – вот ваше назначение префектом. Я получил его нынче вечером.

Будущий префект просиял, его глаза заблестели от счастья.

– Ах, господин граф, – пролепетал он, – я так вам благодарен! Чем я могу отплатить за вашу доброту?..