А Славка вдруг завозилась, повернулась, открыла сонные глаза, морщась, потому что такое простое движение снова разбудило боль.

— Гор? — прошептала она, закрывая опять глаза, скользнула рукой по талии, чтобы обнять в ответ.

— Спи, Лава моя, — улыбнулся, касаясь ее губ коротким поцелуем.

— А ты почему не спишь? — проворчала едва слышно и неразборчиво, вонзая на миг ноготки в спину, но глаз так и не открывая, балансируя где-то на грани между сном и пробуждением.

— И я тоже буду. За водой вставал.

— Врун, — выдохнула она, почесала нос о мое плечо и совсем обмякла, опять проваливаясь в сон. — Не уходи больше.

— Никогда, — пообещал довольно и сам наконец-то расслабился. Никуда и никогда теперь, Лава.

А в воскресенье в двенадцать я, Славка и Келер сидели в кабинете, и Славка казалась непривычно притихшей и очень задумчивой. Последние минут десять, скорее всего, вообще не слушала ни меня, ни Виктора, хотя еще пару часов назад, когда узнала в чем дело, ругалась почти с тем же отчаяньем, с каким ругалась в первый месяц нашей совместной работы.

— В общем, — продолжал объяснять юрист, — доступ у них будет ограниченный, в основном к камерам и системе пропусков. Переписка, включая рабочие чаты, сервера, тем более, наши разработки останутся под замком, — он постучал пальцем по экрану планшета, сложил губы в некое подобие улыбки. — Мы защищены контрактом и гос тайной.

— И Энджи? — спросил, продолжая наблюдать за Славкой.

— На период действия контракта под защиту попадают вообще любые наши разработки, — невозмутимо пожал плечами юрист, как будто объяснял прописные истины. — Точнее, ты попадаешь Ястреб, — добавил усмехнувшись. — Очевидно, кто-то там, наверху, — ткнул он пальцем в потолок, — сильно задолжал Борисычу, а ему не хочется потерять еще одного разраба.

Я поморщился, но комментировать не стал. Я примерно знал, что именно задолжали и при каких обстоятельствах задолжали. Борисыч как-то обмолвился, а я сложил два и два. Сложил, охренел и решил стереть нахер с подкорки.

— Я к чему веду, — продолжил юрист, расправляя невидимые складки на рукавах пиджака, — что показывать, а что нет, решать будем мы, и это хорошо, потом…

— Я не буду никому, ничего рассказывать, — наконец-то осмысленно посмотрела на Келера Лава. Проговорила ровно и твердо. На следующие несколько секунд в комнате повисла тишина, а потом голос Вороновой стал еще выше, — Никакого заявления не будет. Прости, Виктор, что отняла твое время, — холодная, официальная улыбка тронула уголки губ.

Келер в кресле застыл, глаза от удивления стали огромными, а зрачок, наоборот, сузился. Он смотрел недоверчиво и возмущенно одновременно, пытался, очевидно, подобрать слова.

— Слава? — я повернулся к ней, загораживая собственной спиной от охреневающего юриста, всмотрелся в заострившееся лицо, пробуя уловить во взгляде причину таких резких перемен. Воронова только неопределенно покачала головой и расправила плечи, готовясь отстаивать собственное решение.

Так. Ладно-понятно. Орлеанская дева и ратные подвиги.

В груди вспыхнуло и закололо знакомое чувство, изученное за время работы со Славкой от и до. Я знал каждый его оттенок и отзвук, узнал бы из тысячи, знал этот взгляд, позу, напряжение, сквозившее в каждой линии натянутого тонкого тела. Это как со словарями, как с историей про назначения команд, как с ошибками в голосовом управлении.

— Виктор, — я повернулся к юристу, поднялся на ноги, — действительно спасибо, что приехал, с меня ящик. — Келер мой маневр оценил правильно. Он с Лавой работает еще дольше, чем я, наверняка успел изучить ее не хуже. А поэтому тоже поднялся на ноги, усмехнулся.

— Сочтемся, — поправил знакомым жестом галстук, — хороший, разраб в семье всегда пригодится.

— Как и хороший юрист, — кивнул, провожая мужика к выходу, Славка за нашими спинами даже не пошевелилась, только чуть склонила голову.

— Как думаешь, сколько времени займет? — едва слышно спросил Виктор, стоя уже на пороге.

— Понятия не имею, — покачал головой. Воронова выглядела очень уверенно. — Но сделаю все, чтобы заявление она все-таки написала.

Келер бросил задумчивый, длинный взгляд в сторону кабинета, покачал головой.

— Она меня восхищает, правда, — вздохнул мужик тяжело, перевел взгляд на меня, потом опять на кабинет, влез в ботинки. — Но иногда кажется, что боженька серьезно просчитался и отсыпал ей яиц куда больше, чем следовало, чем вообще может быть у женщины.

— Ты веришь в Бога? — вздернул я брови.

— Я юрист, Ястреб, — хмыкнул Виктор, делая шаг за порог. — Надо будет, я поверю, что мы живем в матрице, созданной гигантским червем на брюхе мертвой черепахи.

Я коротко расхохотался, а Виктор еще какое-то время продолжал сверлить взглядом закрытую дверь кабинета, словно не до конца примирился с реальностью.

— Позвони, как получится ее уговорить, — вернул он меня к разговору. — И объясни, что лучше с заявлением не затягивать. Из-за аварии менты уже начали копать. Пока, скорее всего, не особо напрягаются, но, когда поймут, что тачку, протаранившую кар Вороновой, с наскока найти не получается, начнут суетиться.

— Я тебя услышал, — кивнул серьезно.

— Хоть кто-то в этой богадельне меня слышит, — оскалился юрист и направился к лифту, а я вернулся к Славке, думая о том, что ей скажу.

— Не начинай, — покачала Лава головой, стоило мне вернуться.

— Я даже слова не сказал, — развел руками в стороны и опустился рядом на диван.

— Мне знакомо это твое выражение лица, — поморщилась Славка. — Ты сейчас начнешь убеждать, что я неправа.

— Но ты ведь знаешь, что это действительно так, — усмехнулся. — Слав…

— Я не буду подставлять под удар тебя и Иннотек, несколько лет собственной работы. Слишком высоки и неоправданы риски. Ты не можешь не понимать, что если в тебя вцепятся, то работать будет невозможно! Тормозить и дальше с запуском Энджи нельзя, рынок таких косяков не прощает.

— Все очень классно, конечно, Слав, — прорычал, скрещивая руки на груди. — Вот только, где в это чудесной схеме ты и твоя безопасность? Не расскажешь?

— Не дави, Гор, — покачала она головой, копируя, скорее всего неосознанно мою позу. — С анона хватит и одного заявления. И авария с причинением вреда здоровью, или что там за дебильная формулировка — гораздо серьезнее, чем кролики, сообщения и запугивания. Смерть Фирсова…

— Вот здесь, — перебил я раздраженно, — и лежит баг, Славка. Смерть Фирсова или его убийство, если хочешь, и твоя авария пока совершенно никак не связаны. Сейчас — это два разных дела!

— В смысле убийство? — нахмурилась она, тонкие руки безвольно упали вдоль тела, потемнели глаза, взгляд стал похож на тот, что был у Келера: недоверие и непонимание, раздражение.