дороги, и ему хотелось только спать. Бирон, не примкнувший ни к одной группе, нервно кусал ногти, не смея идти вслед за императрицей и не решаясь уйти домой. Бенигна с уходом императрицы поспешила домой к детям.

Наконец, чтобы как‑нибудь заполнить время, Бирон вышел справиться, исполнены ли его распоряжения о приготовлении помещения для посольства. Ему предстояло ещё позаботиться, чтобы помещение это было прилично обставлено и чтобы депутаты Верховного совета не имели ни в чём недостатка во время пребывания в Митаве. Для этого Бирону приходилось порядком опустошить хотя и обильно снабжённые погреба герцогини да постараться достать денег. Впрочем, насчёт денег он мало беспокоился. Он был уверен, что князь Василий Лукич привёз их на нужды императрицы.

Тем временем молодые люди уже беседовали, как друзья. Юлиана и Адель с большим интересом расспрашивали русских офицеров о Петербурге и Москве, о нравах общества, о костюмах дам. Граф Кройц и Артур больше интересовались формой и жизнью гвардейских офицеров. Молодые офицеры шутили, смеялись, заранее приглашая своих хорошеньких собеседниц на танцы на ближайший придворный бал по случаю коронации Анны.

Все радостно и с надеждой смотрели вперёд. Молодость и жизнь улыбались им.

Но Ариальд, торопливо вошедший в зал, расстроил их дружескую беседу. Подойдя к капитану Дивинскому, он быстро проговорил:

— Сиятельный князь просит вас.

Дивинский извинился и поспешил за Ариальдом. В соседней комнате он застал Василия Лукича. Василий Лукич был, видимо, чем‑то раздражён и взволнован.

— Слушай, — отрывисто произнёс он, — нам изменили и, кажется, здесь (он указал рукою на дверь, за которой, по-видимому, находилась императрица) нас предают или хотят обмануть. Только хитры очень, — с усмешкой добавил он. — Так вот, до нас здесь уже был посол от графа Ягужинского. Он уехал за несколько часов до нас. Капитана Сумарокова знаешь? — спросил князь.

— Лейб-регимента?

Князь кивнул головой.

— Хорошо знаю, — ответил Дивинский. — Пётр Спиридонович.

— Ну, так это он, — продолжал князь. — Что он привёз, мне не сказали, с чем уехал — тоже не говорят. Наше дело новое, дело страшное. На кону стоят головы. Что там делается в Москве, Бог весть, какой комплот составляют враги, — может, с ней вместе. Так вот, бери двух людей, что порасторопней, гони за Сумароковым и привези его сюда. Понял? Привези его сюда. Если он будет сопротивляться — убей его. Но живой или мёртвый он должен вернуться в Митаву. Ступай.

Василий Лукич круто повернулся и скрылся за дверью.

«Бедный русский офицер, — подумал подслушивающий, по обыкновению, Ариальд. — Бедняга, кажется, теперь пропал совсем. Напрасно я старался. Старик с красной лентой шутить не любит».

Ариальд ещё раз вздохнул и вышел в зал.

Дивинский извинился перед новыми знакомыми, сказал, что князь дал ему маленькое поручение, и вышел.

«Поймать Сумарокова! — подумал он. — Это легче сказать, чем сделать. Уж коли пробрался в Митаву, когда стояли на дороге караулы, как же не проберётся в Москву, когда сам же Василий Лукич приказал снимать их вслед за нами. И на чём ехать? Лошади устали…»

Встреча с Бироном вывела его из затруднения. Он вспомнил разговор про Бирона, как про страстного любителя лошадей, тратившего на них последние деньги.

К нему и обратился за лошадьми Фёдор Никитич. Дивинский сказал, что по поручению князя надо догнать и вернуть некоего человека, выехавшего из Митавы. Бирон, конечно, сразу понял, в чём дело, и с особой радостью заявил, что через несколько минут ему подадут дивных лошадей, достойных самого Саладина.

Дивинский приказал взять на всякий случай ещё трёх запасных лошадей из наименее уставших и выбрал себе в спутники двух лихих преображенцев.

Действительно, лошади Бирона оказались достойны его похвал. Бирон любовно потрепал каждую из них по шее, называя их ласкательными именами, заботливо осмотрел, хорошо ли они осёдланы, и наконец сказал, обращаясь к Дивинскому:

— Они проскачут двадцать миль не уставая, за это я ручаюсь вам. Таких нет во всём герцогстве. Счастливого пути.

Через несколько мгновений Дивинский с солдатами уже нёсся во весь опор по пустынным улицам к рижской заставе.

XXI

Оживление во дворце продолжалось. Шастунову казалось, что с его сердца скатился тяжёлый камень. В ответной речи своей императрица явным согласием ответила на слова князя о совместном правлении. Вопрос решён. Он чувствовал себя совершенно счастливым.

В девять часов по приказанию императрицы всех пригласили к ужину. Шастунов предложил руку Юлиане, а Макшеев, который уже не зевал больше, — Адели. Императрица велела садиться без неё. Князь Василий Лукич всё ещё был у неё.

Когда уселись за стол, лакеи, по приказу князя Голицына, наполнили вином старинные кубки. Голицын встал и, высоко подняв кубок, громко произнёс по-немецки:

— За славу и здоровье императрицы всероссийской Анны! Да процветёт под её державой великая Русь! Да благоденствует счастливая Курляндия! За русский народ! За доблестных курляндцев! Hoch!

— Hoch! Hoch! Ура! — раздались восторженные крики.

Зазвенели дедовские кубки.

На тост Голицына ответил старый барон Отто пожеланием успехов гостям, привёзшим весть о великой радости.

Развеселившийся Макшеев поднял кубок за курляндских красавиц, а Артур — за русских. Веселие царило самое непринуждённое.

Наконец распахнулись двери, и на пороге появилась Анна. За ней следовал князь Василий Лукич. Жадным взором впился в лицо императрицы Бирон. Но лицо Анны сияло, князь ещё выше и надменнее поднял голову. Все встали, и снова раздались восторженные крики.

Анна с улыбкой обвела всех блестящими глазами и взглянула на князя. Старый дипломат мгновенно понял её желание. Он бросился к её прибору, быстро наполнил её кубок вином и на подносе подал его, низко кланяясь. Анна подняла кубок:

— За новых моих подданных и за старых друзей моих — курляндцев!

Восторженное «виват» раздалось в ответ.

Императрица пригубила вина и поставила кубок на поднос, который держал в руках князь Василий Лукич.

— Благодарю вас, — сказала она. — Завтра мы ещё увидимся.

Она улыбнулась, кивнула головой и вышла, что‑то сказав Василию Лукичу. На этот раз князь не последовал за ней.

Глубоко затаив в себе обиды и опасения, Бирон подошёл к Василию Лукичу и почтительно доложил, что помещение для господ депутатов готово и что весь штат дворца в его полном распоряжении.

Князь, не взглянув на Бирона, небрежно кивнул головой. Потом с любезной улыбкой подошёл к старому барону, сказал ему несколько изысканных любезностей, сам представился девушкам и со свойственным ему уменьем разговаривать с