Разумеется, наша компания занималась не только транслятором и сидением у костра. Хватало других дел и других развлечений. Дела – это понятно, какие. Жили-то все в старых домах, при которых всякие сады-огороды, а значит, и работа. А кроме того, то пошлют на рынок, то в магазин… А развлечения были разные: и купанье, и вело­сипеды, и всякие спортивные дела.

Во дворе у Маркони устроили аттракцион “Космический перелёт”. Рядом с домом стоял сарай-дровяник.. Расстояние – метра полтора. И вот придумали с крыши дома перепрыги­вать на сарай.

При этом опирались на длинный шест. Расстояние, ко­нечно, небольшое, но всё же душа замирала во время ко­роткого перелёта. Если сорвешься – загремишь с высоты четыре метра в проход, где битые кирпичи, колючий татар­ник и всякий хлам. Поэтому Укам летать сперва не разре­шали. Но храбрый Пека дерзко нарушил запрет. За ним – хладнокровный Андрюша. А Олик прыгать не стал.

– Вы, пожалуйста, не подумайте, что я боюсь. Просто я чувствую себя физически недостаточно подготовленным.

Такое объяснение приняли с пониманием.

Два раза играли в футбол с командой из Берёзового пе­реулка. Там был капитаном Валерка Ухов по прозвищу Штанга, одноклассник Матвея. У него команда была боль­шая, у наших же друзей народу не хватало. Приходилось играть даже Варе, и приглашали пацанов из соседних квар­талов. Один раз проиграли, другой выиграли…

Потом наступило полнолуние, и появилась ещё одна иг­ра. Ночная. “Душезамирательная”, как сказала Варя.

Перед отъездом профессор Телега открыл друзьям за­клинание для летающих тарелок. Точнее – для тазов.

Судя по всему, автор “Мойдодыра” слышал какие-то его отголоски, – сказал Егор Николаевич. – Помните? “Он ударил в медный таз и сказал “кара-барас”… Но это было неточно, поэтому полетел не таз, а всякие щетки-мо­чалки и получилась полная неразбериха… А надо так:

Раз-два-три, кара-барас,

Я сажуся в медный таз.

Резус-капус, электрон,

Я сажуся как на трон.

Сосчитаю до пяти,

И тогда, мои таз, лети!

После этого садитесь в таз, крутнитесь вместе с ним пять раз, посмотрите на луну через левое плечо и скажите:

Сивки-бурки, все коняшки,

Лунный свет в моей упряжке!

И тогда полетите… Только будьте осторожны, высоко не поднимайтесь и скорость держите умеренную…

Затем Егор Николаевич предупредил, что заклинание действует лишь в ночное время и при самой полной луне. К тому же таз должен быть обязательно медный, старин­ный – такой, в каких в прежние времена хозяйки варили варенье.

Такой таз нашёлся у Пеки. Пека стащил его из кла­довки, тайком от родителей и тётушки.

И начались ночные приключения. Кто-то отпрашивался: “Мама, я пойду ночевать к Маркони, мы там страшные, ис­тории рассказываем”. Кто-то просто удирал из дома через окно. И скорей на пустырь, к Пим-Копытычу. Здесь была взлётная площадка.

Бормотали: “Раз-два-три, кара-барас….”, садились в таз, хватались за края, растопыривали ноги. Появлялось в груди волшебное замирание. От таза пахло кислой медью. Он почти что сам собой поворачивался пять раз вокруг оси. При этом сильно остывал, и кромка его резко холодила под коленками кожу. Теперь – взгляд на луну, что розовым шаром висела над Ново-Калошином в светло-лиловом небе июньской ночи. “Сивки-бурки, все коняшки…” И… таз приподнимал седока. Начинал скользить над землей, шур­ша медным дном по верхушкам сорняков.

Сперва трудно было управлять. Таз не слушался, кре­нился, ехал то вбок, то назад. И не хотел подниматься вы­ше чем на метр. Но скоро дело пошло на лад. Особенно когда Пим-Копытыч разъяснил, что надо говорить не “резус-капус, электрон”, а “густер-бустер, гравитон”…

Выше трёх метров таз всё равно не взлетал. Зато сде­лался послушным в управлении. На нём лихо носились над Ямским пустырем и по ночным переулкам, пугая запоздав­ших прохожих и влюбленные парочки. Разумеется, опять пошли слухи об НЛО и пришельцах, но подобными явле­ниями никого уже было не удивить.

– Плохо только, что Антошки с нами нет, – жалел Сеня. Ему возражали: после космических путешествий что для Капа обычный летающий таз! Сеня только вздыхал: не понимают. Одно дело – в нечувствительной межпространственной пустоте, а другое – вот так, под розовой таинст­венной луной, среди тёплых сумерек, которые пахнут со­гретыми за день травами. Правда, пахнет ещё и резиновой гарью, но это не обязательно, не каждую ночь.

Кончились полёты неожиданно. Нахальный и склонный к приключениям Пека примчался в тазу к своему дому, ли­хо влетел в одно открытое окошко и вылетел в другое. При этом он пронёсся над столом, за которым при свете розо­вого абажура раскладывала карты тётушка Золя…

Полное имя тётушки было Изольда, а от роду она имела тридцать лет. Однажды неудачно вышла замуж, разошлась окончила педагогическое училище, но работала “по иному профилю” – была частной портнихой. Поскольку заказов было не очень много и выполняла их тётушка дома, то и до­машние дела родители Пеки препоручили ей. Сами они были люди очень занятые, работали в кинотеатре “Кен­тавр”, отец – киномехаником, а мама – администратором. Одним из главных домашних дел тёти Золи было воспитание Пеки. Но именно с этой задачей справлялась она хуже всего. Пека был неуправляем, как медный таз в первую ночь полётов. И тётушка не раз уже обещала “окончательно потерять терпение и прибегнуть к методам зелёной педагогики”.

…В тот вечер тётушка засиделась допоздна. Она гадала на картах: не подбросит ли ей судьба нового жениха? Стремительное медное тело с разлохмаченной головой и расто­пыренными конечностями сперва её, конечно, напугало. Но в следующий миг Изольда сообразила, что к чему: она слишком хорошо знала любимого племянника. И вслед уле­тающему Пеке понеслись из окна всякие обещания. Пусть он только вернётся!

До зелёной педагогики в тот раз, правда, дело не до­шло, но таз был отобран и заперт. Впрочем, полнолуние всё равно уже кончалось…

Из всей компании только Маркони остался равнодуш­ным к ночным полётам в медном тазу. Две случайные встречи с Глорией и вид полной луны вызвали у него новые приливы любовной тоски. Ночью он сумрачно и бессонно сидел на крыше своего института и смотрел на раздутое ро­зовое светило. А днём всё у него валилось из рук. Транслятор не налаживался. То ли из-за сердечных страданий конструк­тора, то ли по каким-то техническим причинам.

Вообще-то транслятор действовал, Маркони уже отпра­вил с кровельного листа в пространство несколько кирпи­чей, дырявый волейбольный мяч и даже старую автомо­бильную шину. Но межпространственный канал принимал “посланцев” лишь тогда, когда направлен был в космос ши­роким конусом. Когда же Маркони превращал его в тонкий луч и нацеливал в заранее вычисленную точку, действие прекращалось. Даже такие легкие предметы, как дохлый супер-кулекс или семя одуванчика, оставались на стартовой площадке при самом полном напряжении транслятора.