какой-нибудь древней легендой, и лишь я знала бы, что в них заключена чужая жизнь. Если бы я, конечно, хотела, чтобы процесс был обратим.

Размахнувшись, я вновь ударила, и мраморная крошка с полноценными кусками охотно разлетелась по полу. Придется долго убираться и подметать, а затем придумать, в какую страну вдруг уехал Суидем в погоне за древними свитками и передал мне весь свой архив.

Дополнительная глава. Человек Беллатора

Самое раннее, что я помню, это тяжелые мокрые от дождя двери незнакомого дома и тяжесть рабского ошейника. Кажется, мне тогда только исполнилось четырнадцать, но жизнь до этого момента я не помню, будто ее стерли подчистую, оставив лишь белый лист. Сложно сказать, был ли я напуган, тогда я редко что-либо чувствовал, а воля торговца сминала любые попытки подать голос.

— Добрый день, госпожа Остад, позвольте зайти к вам на чай.

Чужие руки подтолкнули внутрь, заставляя пройти в дом. Люди мельтешат, обсуждают что-то, но я не понимаю, что именно. Торговец тащит меня в небольшую гостиную и ставит возле низкого резного стола со стеклянным сервизом с позолотой. От напитка в чашках исходил манящий аромат, я припоминаю, что это чай и есть, но совершенно не помню вкус.

— Вот, посмотрите-ка.

Торговец резко сбрасывает плащ, укрывавший меня почти до пят и, вцепившись в мои длинные, почти черные волосы, поднимает лицо к свету.

— Боже, какой красивый! Марк, ты только глянь, тебе точно должно понравиться.

Женщина передо мной отставляет чашку и привстает с кресла. Ее темные волосы с выгоревшими прядями чуть переливаются на солнце. Приятные черты лица, пухлые губы, почти черные глаза в обрамлении пушистых ресниц привлекают взгляд, а она в ответ смотрит восторженно, удивленно, подзывая к себе еще кого-то.

— Да, и правда хорош, сколько ему? Уже успели испортить?

Мужчина с россыпью темных мелких кос на обнаженных плечах подходит вплотную, рассматривая меня. Он выглядит хмурым, недоверчивым, поджимая губы и сверля меня холодными серыми глазами.

— Ну, ему еще четырнадцать, пока не тронут.

— Я вас умоляю, у Тахира мальчишки старше семи попадают на рынок только через его постель.

— Ну, так то Тахир, а я вам подобного товара не предложу. У него даже зубы все целые, вы гляньте.

Незнакомец послушно протягивает руку и действительно заставляет меня открыть рот, качая головой. Женщина тоже подходит ближе, добродушно улыбнувшись.

— А откуда он? Приезжий? Из кочевников?

— Кто-то из замка продал за долги, бастард, оттого и чист. Я как увидел, сразу про вас подумал, не показывал никому больше.

— А с потенциалом как? Из него выйдет маг?

— По предварительным меркам талант должен быть выше среднего.

Женщина пихает соседа локтем в бок, восхищенно повторяя.

— Марк, выше среднего, надо брать, где мы еще такого найдем?

Марк, подняв глаза на торговца, кивает.

— Сколько за него?

— Страницу.

— Араш, ты не охамел? Целую страницу за этого ребенка?

— Ну у него же потенциал! И чистый, словно воды Скай.

Мужчина явно сомневается, отходя от меня и вновь осматривая с ног до головы.

— Раздевайся.

Дождавшись подтверждения торговца, я послушно снимаю балахон, оставшись стоять обнаженным.

— Покрутись.

Вновь получив кивок от хозяина, неспешно делаю оборот. Женщина разочарованно цокает языком и садится обратно в кресло.

— Дороговато, хоть и сложен неплохо, но, чтобы он попал к тебе, Марк, его придется сначала откормить и потренировать, иначе и дня не выдержит.

— Ну, а тебе-то, Дария, он нравится?

— Если талант будет действительно выше среднего…

Торговец тут же вклинился в разговор:

— Будет! Конечно, будет! Госпожа, он станет отличным учеником, уверяю вас. Найти рабов хотя бы со средним даром сейчас довольно сложно, и работают они только по контракту.

— Но целая страница Некрономикона, мне кажется, это слишком. Была б хотя бы половина или уже переписанная страница.

Марк всплеснул руками и наклонился к женщине.

— Дария, ну ты же знаешь их наизусть!

— Мне жалко разбазаривать свое наследство на рабов.

— Но какой раб! Дорогая, где ты еще найдешь такого? Ты только посмотри на него, его ж к рукам приберет тот же Тахир, а ты опомниться не успеешь, как у мальчишки отвалиться нос, — немного помедлив, мужчина заговорщически улыбается. — А хочешь, я из своего запаса страницу отдам?

— Марк! У тебя же их совсем немного.

— Это будет моим подарком на годовщину любимой жене.

Глаза Дарии засияли. Быстро поцеловав мужа в висок, она вновь подошла ко мне и, приподняв за подбородок, осмотрела лицо.

— Он будет славным украшением, и, если повезет, сильным учеником. Лайя, подготовь ему комнату рядом с нашей и приведи мальчика в порядок.

Помощница в таком же, как у меня ошейнике, вошла в комнату и, собрав мои вещи, увела в мою новую жизнь.

Не сразу я понял то, как живет эта странная семья. Я видел, что Дария и Марк спят в разных спальнях, проводят все свое время порознь, но при случайных встречах в доме обращаются друг с другом почтительно и ласково, будто они действительно были супругами. Слуги помимо меня в основном занимались порядком, едой или мелкими поручениями, и почти все были девушками. Позже из разговора хозяев, я узнал, что девочки часто приходили сюда работать по контракту, выбивая себе эту возможность чуть ли не силой из соперниц, хотя Марк не одарял вниманием ни одну из них.

Мои же дни проходили достаточно насыщенно. Утром с рассветом солнца я обязан был приходить в огромную застекленную оранжерею, где мой хозяин днями напролёт творил, рисуя картины. Не обременяя себя одеждой или украшениями, он всегда ходил только в шароварах и лишь иногда по настроению разрисовывал различными узорами свои руки и плечи хной. Витиеватые рисунки притягивали взгляд, и, даже не понимая толком эту красоту, я заглядывался, как плавно перетекают линии на загорелой коже, благо времени для этого было полно, ибо моей обязанностью стало позирование для этого художника.

Картины Марка всегда были яркими, но удивительно гармоничными. В качестве фона всегда выступало сплетенное полотно из различных тканей и листьев растений, их мужчина всегда объединял так, что глаз невольно цеплялся, исследуя общий узор. Люди, чаще всего обнаженные, сидящие перед этим полотном, изображались будто светящимися изнутри, строптиво, с вызовом или самодовольством смотря на зрителя. Они на картинах были главной деталью, на которой дольше всего ты задержишь взор, устав, сбежав от сложного рисунка позади и невольно вынужденный рассмотреть каждый изгиб чужого тела. Марк умел подметить саму суть души, ту самую волю, что, к сожалению, была сломана у других или подавлена, как у