касается ее кожа. В ту же секунду я почувствовал, как сильно хочу расцеловать ее пальцы, кисти, шею, ее всю, не оставив ни единого места без поцелуя.

— Видимо, придется почаще напоминать Давиду, как его зовут.

Марк подошел ко мне ближе и похлопал по плечу. Мой взгляд зацепился за него, и я невольно припомнил, как он желал видеть мои эмоции на лице, но теперь мне не было страшно, скорее наоборот. Память услужливо подсказала, чему меня учил этот мужчина и мои щеки запылали жаром, а низ живота заныл. Стараясь совладать со своими чувствами, я напомнил себе, что еще не вечер, и возможно мне доведется побывать с Марком наедине, но это будет лишь после, когда праздник уже закончится.

Первые дни своей человеческой жизни я провел в почти постоянном ощущении эйфории. Эмоции и чувства были настолько обострены, что иногда мне приходилось уходить к себе в комнату, чтобы просто дать голове отдохнуть. Мне было интересно всё, что происходит в доме, я будто изучал его заново, облазив все доступные углы, проверив склад, реактивы Дарии и мастерскую Марка. Я поговорил с каждой из рабынь, что работали у нас, узнал, почему они решили продать свою свободу, пускай и на время, и почему пришли именно к нам. Как оказалось, даже не все из них нуждались в деньгах, одна из девушек сбежала таким образом от нежеланного брака, навязанного родителями. Лайя, так ее звали. Ее ошейник был особенным, он не подавлял волю, как мой, лишь давая возможность хозяевам следить за ней и звать рабыню, когда она нужна.

— Я умоляла Дарию взять меня служанкой к себе, хотя у них и так хватало персонала.

— Но почему именно сюда?

— Здесь безопасно, приходя в дом по контракту, раб может быть уверен, что до истечения срока он будет жив и цел, хотя, надо признаться, бывают семьи, где эти обязанности хозяином не соблюдаются. Но именно здесь я могу быть спокойна и за свое здоровье, все знают, что господин Марк равнодушен к нашим телам и имеет достаточно мягкий характер.

— А Дария?

— Ну-у… Она тоже не вредит нам намеренно, но возле ее лаборатории лучше не проходить лишний раз, эти демоны… они жуткие.

В восемнадцать у меня появились собственные рабы. Дария настояла на том, чтобы я училась управляться с ними, так как твари в клетках отнимали все больше внимания.

Моей обязанностью стал подбор и закупка нового материала для хозяйки. Самые слабые отправлялись на пропитание чудовищам завесы, те, что крепче и сильнее, становились подопытными, стараясь пережить сращивание частей тела с монстрами или заселение этой чужеродной сущности в собственную плоть. Главной целью подобных экспериментов было объединение демона и человека так, чтобы оба вида сосуществовали вместе, как часть единого целого.

Сложно было сказать, получается у Дарии или нет, но твари, содержащиеся у нас, определенно привязывались к хозяйке, и работать с ними становилось гораздо проще, чем с людьми, что при одном взгляде на чудовищ начинали трястись. Желание сбежать от этой неестественной отвратительной самому миру жизни ошейник едва мог подавить, и на это уходило немало собственных ментальных сил. Я чувствовал, что воля Дарии была крепка, но ее тело слишком быстро уставало от таких нагрузок, поэтому охотно взялся присматривать за рабами сам.

Методом проб и ошибок я учился подавлять чужое сознание и вместе с этим попробовал и свои способы сломить чужую волю. В какой-то момент мне это стало напоминать игру, где к каждому из моих подчиненных нужно было найти свои слова или действия, при которых они бы теряли желание сопротивляться. Для этого я оборудовал целый подвал и, закупая рабов, старался выведать у торговца абсолютно все возможные сведения о них, мне нужно было знать, на что давить и помнит ли раб свое прошлое.

За работой время летело намного быстрее, но об учебе и подготовке к испытаниям я тоже не забывал. Становился сильнее, умнее, учился драться, а магический дар, раскрывшись и получив поддержку, рос. Но даже так я не был готов к тому, что случится со мной на первом испытании.

Дария, как и обещала, отдала мне сорокопута, своего первого ручного демона, именно его она получила при своих испытаниях. Маленькая невзрачная птаха, что даже пела как-то неправильно, не вызывала у меня особых надежд. Марк, стараясь поддержать меня, нанес на мое тело узоры, вплетая в орнамент охранные руны. Никто из них не мог ответить, что же ждет меня там в пещере в черных горах, обрамляющих часть городских стен. И теперь, побывав там, я сам не смог бы ответить. Возможно, я мог бы назвать это истиной. Мне не пришлось сражаться, но я был изнурен. Мне не требовалась магия, но ее запас в моем теле был вычерпан почти до дна. Я был слеп и глух, не мог произнести ни слова, но чужой голос в моей голове говорил со мной и показывал, насколько мало я знаю о нашем мире и как глубоко сюда проник другой.

Когда я вышел оттуда, мне казалось, что я перестал быть целым. Будто чья-то воля отъела кусок моей души. Сорокопут, сидевший на плече все это время, впился в мое тело когтями, будто пытался удержать, спасти от чего-то, что по сути было его частью.

Я не остановился на первой ступени и даже на третьей. С упорством сумасшедшего я каждый год входил в эту пещеру, теряя часть себя и находя там больше, чем мог бы предположить. Мои хозяева волновались, Марк злился и не желал меня отпускать, но Дария, лишь единожды взглянув в мои глаза, понимала куда больше и давала мне возможность уйти, чтобы обрести себя заново.

Я был жаден до знаний, но понимал, насколько они опасны, и не пытался прыгнуть выше головы. Я желал разбираться и быть готовым к тому, что полчища тварей могут вновь заполонить наши земли, а та тонкая грань, отделяющая нас от них, станет достаточно хрупкой, чтобы впустить иных богов.

Так я поднялся даже выше своих господ, но все равно заботился о них и помогал как раньше. Мне было неважно, о чем говорят другие маги, достигшие, как и я, седьмой ступени, ведь почти никто из них не получил того же опыта в пещере, что и я. Каждый из них видел своё, у каждого была своя истина, и я не завидовал даже легким испытаниям, понимая, что получил лишь то, к чему стремился.

Благодаря моей помощи работа Дарии начала приносить первые