По мере приближения к Парижу напряженность возникла и в отношениях американцев с другим их союзником. После того как генерал Филипп Леклерк услышал, что 2-я танковая дивизия останется в Аржантане, пока остальные соединения 15-го корпуса будут продвигаться на Сену, он лично прибыл к Паттону, чтобы заявить свой протест. «Вошел чрезвычайно возбужденный Леклерк из французской 2-й танковой дивизии, – писал в дневнике Паттон. – Помимо прочего, он сказал, что, если ему не позволят двинуться на Париж, он подаст в отставку. Я ответил ему на самом лучшем французском, на какой только был способен, что он ведет себя как ребенок, что я не позволю командирам дивизий диктовать мне, где они будут драться, и что я в любом случае оставил его в самом опасном месте. Мы расстались друзьями».

Леклерк действительно ладил с Паттоном, но его совершенно не успокоили слова последнего. И у него, и у спешащего во Францию генерала де Голля вызывала тревогу вероятность того, что Брэдли может вообще обойти Париж. Оба боялись, что успехами Сопротивления воспользуются коммунисты. В случае же гражданского противостояния американцы практически со стопроцентной вероятностью ввели бы во Франции свое военное правительство, как того и хотел президент Рузвельт.

Если для Паттона 16 августа было замечательным днем, то для Гитлера, по его собственным словам, «15 августа стало худшим днем жизни». Он убедил себя, что генерал-фельдмаршал фон Клюге ведет в Нормандии тайные переговоры с англо-американцами. «Гитлер подозревал, что фельдмаршал фон Клюге способен на такое предательство», – вспоминал генерал Варлимонт. Фюрер еще раньше начал подозревать, что Клюге принимал участие в июльском заговоре. Теперь он был твердо убежден, что во Вторую мировую удара в спину нужно было ожидать не от евреев и коммунистов, как произошло в 1918 г., а от аристократов в германском Генеральном штабе.

Во второй половине дня 14 августа Клюге покинул Рош-Гюйон. Ночь он провел на запасном КП 5-й танковой армии в маленьком замке городка Фонтен-л’Аббе, немного восточнее Берне. 15 августа, вскоре после того как наступил рассвет, Клюге отправился на запад к Фалезскому котлу, чтобы встретиться там с двумя командующими его армиями, генералами Хауссером и Эбербахом. Клюге ехал в своем «Фольксвагене-82» вместе с адъютантом обер-лейтенантом Тангерманном, а сопровождали его офицер-мотоциклист и автомобиль связистов.

Вскоре маленькую колонну заметили «Тайфуны» Королевских ВВС и на бреющем полете обстреляли машины конвоя. Огнем их пушек был уничтожен автомобиль связистов, сидевшие в нем солдаты тяжело ранены, один из них – смертельно. Истребителей-бомбардировщиков противника в небе было столько, что ехать дальше по дороге было слишком опасно. У Клюге, и без того испытывавшего сильное нервное напряжение, похоже, произошел нервный срыв. Его усадили отдохнуть под деревом. Можно строить лишь предположения о его психологическом состоянии на тот момент, но несомненно одно: генералу невозможно было примириться с тем, что отныне его имя будет навсегда связано с крахом германской армии на Западе. Обер-лейтенант даже считал, что Клюге нарочно отправился в район окружения, ища смерти от рук врага.

В тот же день из Восточной Пруссии позвонил генерал Йодль, хотел поговорить с Клюге. Ему сообщили, что тот не выходил на связь с самого утра. Теперь сомнения Гитлера переросли в открытые подозрения о том, что Клюге ведет переговоры об условиях капитуляции. Йодль приказал командованию группы армий «Б» и лично генералу Эбербаху установить местонахождение Клюге и докладывать ему о ходе поисков каждый час. В 21:00 из Восточной Пруссии пришло телеграфное сообщение с пометкой «Срочно. Особой важности». В нем говорилось: «Фюрер приказал: ввиду отсутствия генерал-фельдмаршала фон Клюге в штабе и невозможности установить его точное местонахождение, возлагаю командование 5-й танковой армией и танковой группой “Эбербах” на генерал-полковника Хауссера».

Клюге же и его уцелевшие спутники смогли продолжить свой путь лишь с наступлением темноты. В 22:00 они добрались до КП Эбербаха. Путь длиной в 80 км занял у них почти шесть часов. Генерал-фельдмаршал Кейтель потребовал, чтобы Клюге связался с ним немедленно по прибытии. Похоже, в ОКВ поверили объяснениям Клюге о том, где он был, но Гитлер, в любом случае собиравшийся сместить его после провала контрудара по Авраншу, тут же приказал генерал-фельдмаршалу Моделю вылететь во Францию и принять командование войсками. Модель, «один из самых жестких и внушающих наибольший страх командующих в немецкой армии», был ярым сторонником Гитлера, которого тот наградил Рыцарским крестом с алмазами. Модель, как и Клюге поначалу, был убежден, что главной причиной катастрофы в Нормандии стали ошибки командования.

Лейтенанта графа Данкварта фон Арнима, служившего в Париже штабным офицером, разбудили 17 августа в 04:30 и сказали, что прибыл генерал-фельдмаршал Модель. Нужно немедленно отправляться в штаб Западного фронта в Сен-Жермен-ан-Ле. Первое, что сказали лейтенанту после этого: Модель, приехав в штаб, не застал там никого, кроме пьяного офицера-врача. Из-за этого он пришел в бешенство и приказал расстрелять беднягу на месте. Арним же должен был теперь сопровождать Моделя в Рош-Гюйон. Они выехали ранним утром, когда в воздухе еще висел туман. Штабная колонна двинулась вверх по долине Сены. По личному распоряжению Гитлера их сопровождали 20-мм самоходные зенитки. Арним сидел рядом с водителем бронированного штабного автомобиля Моделя. Фельдмаршал сделал ему строгое замечание за то, что он вместо каски надел форменную фуражку.

Когда подъехали к воротам замка, Арним заметил в окнах тревожные лица офицеров. На ступеньках их встречал начальник штаба Шпейдель, позади стоял Клюге, час назад получивший извещение об отставке. По словам присутствовавшего на этой встрече генерал-лейтенанта Байерляйна, Модель заявил, что солдаты в Нормандии – «это сборище трусов и предателей, что драться с англо-американцами гораздо легче, чем с русскими, и что он сумеет переломить ситуацию».

Клюге принял свою участь с достоинством. Но его явно тревожила не только возможность обвинений во всех неудачах, но и имевшийся в атмосфере всеобщей подозрительности риск попасть под суд и быть повешенным, как и многие другие высокопоставленные генералы, замешанные в июльском заговоре. Он сел за стол и написал пространное письмо Гитлеру, а затем попросил оберстгруппенфюрера СС Зеппа Дитриха доставить письмо адресату. В письме Клюге объяснил невозможность выполнения поставленной перед ним задачи и добавил: «Я не могу вынести упреков в том, что моя ошибочная стратегия стала роковой для Западного фронта, но у меня нет возможности защитить свое доброе имя. Поэтому я ухожу из жизни вслед за тысячами моих товарищей». Письмо было выдержано в почтительном тоне, в нем не было никаких обвинений в адрес Гитлера. Фельдмаршал, несомненно, пытался спасти от мести нацистов свою семью.

В конце письма Клюге, как и Роммель до него, указал, что коль скоро шансы на победу так малы, то войну лучше закончить. «Немецкий народ выносит такие немыслимые страдания, что этому кошмару надо положить конец». Хотя Клюге в итоге осознал весь ужас войны такого немыслимого размаха, ему по-прежнему и в голову не приходила мысль о том, какие страдания сами немцы причинили другим народам своими вторжениями. Такого рода соображения просто не вписывались в мировоззрение германской армии, где вечно не могли разобраться в причинно-следственных связях событий.