– Я приехал по доброй воле, – возразил евнух.

Анна подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Ну ладно, тогда я буду очень горевать, если с тобой что-то случится.

– А Симонис? – тихо спросил Лев.

Старуха по-прежнему приходила к ним три-четыре раза в неделю, но являлась, когда Анны не было дома, словно каждый раз выбирала удобный момент.

Анна увидела на лице евнуха сострадание, и ей стало стыдно за то, что раньше она не задумывалась о том, насколько ему одиноко. Лев и Симонис всю сознательную жизнь провели в их доме. Они расходились по многим вопросам, Лев осуждал Симонис за то, что она наговорила Анне по поводу Юстиниана. Лев всегда считал, что Симонис поступает несправедливо, отдавая явное предпочтение Юстиниану, и извинял ее за это только потому, что сам был гораздо больше привязан к Анне. Евнух, должно быть, скучал по Симонис – даже по их дружеским перебранкам. Более того, он волновался за нее.

– Прости, – тихо сказала Анна. – Если придут крестоносцы… то есть когда… ей следует быть с нами. Пожалуйста, спроси у Симонис, не хочет ли она вернуться… – Она замолчала.

– Ты хотела сказать что-то еще? – спросил Лев.

– Если только ей не будет безопаснее там, где она сейчас, – закончила мысль Анна.

Лев покачал головой:

– Безопаснее быть среди своих. Когда ты стар, лучше умирать в кругу семьи, чем среди чужаков.

Глаза Анны внезапно наполнились слезами.

– Попроси ее вернуться… пожалуйста.

Через три дня Симонис вернулась – она ужасно нервничала, вела себя настороженно и явно считала, что Анна должна первая с ней заговорить. Анна удивилась, заметив, как сильно похудела служанка, каким сморщенным стало ее лицо. Прошло всего несколько месяцев, а Симонис выглядела изнуренной, словно у нее болели все суставы.

Анна обдумала, что именно ей скажет, но теперь, увидев одинокую старуху, потерявшую всех, кого она любила, забыла заготовленные слова.

– Знаю, предлагая тебе остаться, я прошу слишком многого, – тихо сказала Анна. – И пойму, если ты не захочешь, когда…

– Я остаюсь, – перебила ее Симонис, яростно сверкая черными глазами. – Я не покину тебя, когда приближается беда.

– Это не просто беда, – заметила Анна. – Это смерть.

– Ну, я в любом случае не собираюсь жить вечно, – пожала плечами Симонис.

Ее голос немного дрожал. На этом их разговор закончился.

Анна выкроила время между визитами к больным, чтобы снова сходить в храм Святой Софии – не только для того, чтобы посетить службу, но и чтобы полюбоваться его красотой, пока его не разграбили.

Ступая по внешним галереям храма и восхищаясь золотой мозаикой и прекрасной задумчивой Богородицей с темными миндалевидными глазами, а также строгими фигурами Христа и его апостолов, она думала о Зое. Неожиданно для себя самой Анна скорбела о ее смерти гораздо сильнее, чем ожидала. С уходом Зои Византия утратила нечто важное. Будто жизнь лишилась красок.

– Что, Анастасий, не можешь решить, куда пойти, на мужскую галерею или на женскую?

Стремительно обернувшись, Анна увидела Елену, стоящую в полуметре от нее. Та была одета в роскошную темно-красную тунику и далматику такого насыщенного синего цвета, что она казалась фиолетовой – такой цвет позволено носить лишь членам императорской фамилии. Золотая кайма еще больше усиливала сходство с императорским одеянием.

Анна хотела сказать что-нибудь резкое, но ответ вылетел у нее из головы при виде мужчины, который стоял позади Елены. Анна узнала его, хоть за два прошедших года ни разу не видела. Это был Исайя, единственный человек, кроме Деметриоса, которому удалось избежать кары за заговор против императора.

Почему он был здесь, в храме Святой Софии – Премудрости Божией, вместе с Еленой? Елена Комнена, дочь Зои, рожденная от императора. Она не вышла замуж за Деметриоса. Если он был нужен ей лишь как член императорского рода, теперь в этом отпала нужда. Всего через несколько недель византийский трон захватит Карл Анжуйский и посадит на него, кого пожелает – какую-нибудь марионетку, которая будет править от его имени.

Никифорас полагал, что этой марионеткой станет зять Карла, но, возможно, это и не так! Мог ли король задумать нечто иное, что-то, что удовлетворило бы амбиции некой тщеславной женщины и наградило бы ее преданного поклонника и в то же время в некоторой степени утихомирило бы непокорный народ? Посадить на трон правительницу – дочь Палеолога! Какое утонченное коварство!

Нельзя позволить Елене увидеть в ее глазах понимание! Нужно что-нибудь ответить – желательно резкое, чтобы Комнена ни о чем не догадалась.

– Я думал о твоей матери, – сказала Анна, слегка улыбнувшись. – Вспоминал, как она наблюдала за Джулиано Дандоло, вытирающим от плевков могилу своего прадеда. Это единственная месть, которую она не успела совершить.

Лицо Елены застыло.

– Все это было бессмысленно, – холодно заметила она. – Старуха, жившая прошлым… Я же живу будущим. С другой стороны, оно у меня есть. А у нее его не было. Но поговорим о тебе. Анастасия – твое настоящее имя?

– Нет.

– Не важно, – пожала плечами Елена. – Как бы тебя ни звали, тебе здесь больше места нет. Не понимаю, какие такие дела могли привести тебя сюда.

Анну больно ранили бы эти слова, если бы ее мысли не метались в поисках объяснения, что Исайя делает здесь с Еленой. И тут она припомнила его роль в заговоре. Именно Исайя должен был сопровождать молодого Андроника и убить его.

Если Елена планирует заключить союз с Карлом Анжуйским, тогда Исайя – именно тот человек, который будет передавать их послания? Дочь Зои не настолько глупа, чтобы доверять бумаге нечто столь крамольное. И сама путешествовать не будет… И не станет доверять кому-нибудь из людей Зои…

Елена ждала ответа.

– В любом случае все кончено, – тихо сказала Анна.

Она знала, что Юстиниан убил Виссариона, – но сделал это, потому что был предан Византии. А через несколько недель – или даже дней – это уже не будет иметь никакого значения.

Елена вздернула подбородок еще выше и удалилась. Исайя последовал за ней.

Анна медленно прошла в один из боковых пределов и, склонив голову, глубоко задумалась, словно молилась.

Она подняла глаза к строгому лику Богоматери, окруженному золотым ореолом из мозаичных фрагментов. Если она сможет рассказать Михаилу нечто такое, чего он еще не знает, ей удастся убедить его простить Юстиниана. Письмо от императора будет приказом для монахов Синая…

Какие нужны доказательства, чтобы Михаил ей поверил? И готов ли он свершить последний акт милосердия в это темное, смутное время? Может, она еще сумеет…

Анна закрыла глаза. «Пресвятая Богородица, Пречистая Дева Мария! Молю, прости меня за то, что сдалась слишком рано. Возможно, Ты не можешь спасти город. Нам следует самим себя спасти. Но помоги мне освободить Юстиниана… Молю Тебя!»