— Он так хорошо их копирует, что очень трудно отличить его работу от оригинала.

Мне было страшно спросить его о картине, которая привела меня в Шанхай. Но что изменил бы его ответ?

— Ты когда-нибудь видел его картину с тяжелыми дождевыми тучами, длинной горной долиной и горами на заднем плане…

— «Долина забвения». Его любимая работа. Я купил ее в Берлине за сущие гроши. Это картина малоизвестного художника, который умер молодым. Его имя — Фридрих Лойтман. Она долгие годы висела в галерее, пока я ее не продал. Лу Шин сделал много ее версий и добавил в нее свою деталь: залитый золотым светом промежуток вдалеке между горами. Должен признаться, что я не в восторге от его изменений. В оригинале была мрачная красота, зыбкое чувство неизвестности. Он же убрал неизвестность. Но тогда он был еще молод и во всем искал смысл.

Мне хотелось уверенности в будущем, а не неизвестности, и картина заставила меня почувствовать, что я вот-вот ее найду. Я была рада, что Лу Шин изменил картину. Золотая долина была его оригинальной идеей.

Лу Шин продавал свои копии в галерее, пока не набрал достаточно денег, чтобы отправиться в Америку — вопреки воле своих родных. Даннер послал письмо с рекомендациями одному из своих лучших клиентов — Боссону Айвори Второму, коллекционеру пейзажей. Боссоны также коллекционировали работы своих протеже, и им понравилась мысль, что у них будет подопечный с Востока. Несколько лет Лу Шин прожил в доме Айвори в городке Кротон-он-Гудзон и в благодарность подарил мистеру Айвори множество своих работ. Он регулярно писал Даннеру и сообщил, что мистер Айвори свернул в рулон его работы, которые ему не понравились, и убрал их на хранение.

В конце обеда Даннер сказал, что в полночь подадут ужин. Лу Шин тоже присоединится к нам, как и кошка Эльмира, и еще, вероятно, гостья с третьего этажа. Там живет китаянка, которая учит мужчин английскому, пояснил Даннер.

Уроки английского! Именно о них я рассказывала женщинам на борту корабля. Я поведала Даннеру о совпадении.

— В городе, где так много отчаявшихся женщин и так мало возможностей, ты еще столкнешься с немалым числом совпадений. Ее выбор довольно стандартный. Но она не совсем преподает английский, хотя ее разговорные навыки превосходны. На самом деле к ней ходят двое мужчин, один днем, другой — ночью. Она регулярно встречается с ними, и они регулярно ей платят.

— В каком именно смысле встречается?

— Она — ночная бабочка, дорогая моя. Проститутка — слишком грубое слово. Она профессиональная любовница. Но не моя, — он хихикнул. — Я вижу, тебя это шокирует. Нет, я не держатель борделя, девочка. Женщина — моя давняя подруга, я знаю ее еще с тех времен, когда она вела очень респектабельный образ жизни. Но здесь обстоятельства меняются быстро, и у женщины без мужа остается немного вариантов. Она может стать старьевщицей, прачкой или попрошайкой. Она могла пойти в дешевый бордель или работать уличной проституткой. Но вместо этого она приняла мое предложение снять комнаты наверху и принимать более культурных клиентов. Ты не столкнешься с ее гостями. Они входят через заднюю дверь с другой стороны дома, через улицу от нашего входа. Когда ты с ней познакомишься, надеюсь, найдешь ее интересной и привлекательной. Она всем нравится. Ее зовут Золотая Голубка.

Несмотря на то что рассказал о ней Даннер, присутствие другой женщины меня беспокоило. У меня было гадкое чувство, что наши с ней обстоятельства слишком похожи. У меня тоже был мужчина, который оплачивал за меня аренду.

Кули Лу Шина принес записку, в которой сообщалось, что, как и обещал, тот придет на ужин сразу после полуночи. У Даннера к этому времени оказалось множество свежеприготовленных блюд. Но у меня не было аппетита. Как только пришел Лу Шин, мы сразу направились ко мне в комнату. Я внимательно всматривалась в его лицо, стараясь угадать, с чем он пришел. Но его лицо говорило лишь о неудаче и отчаянье. Я рассказала ему о женщине, живущей надо мной. Если он меня бросит, меня ждет та же судьба. Лу Шин сказал, что мне не нужно мучить себя ужасными мыслями.

— А ты вообще пытался?! — закричала я. — Ты рассказал им обо мне?

Даннер сказал, что невозможно изменить порядки в китайской семье. Но я хотела, чтобы Лу Шин был таким же упорным, как и я, — и таким же жалким. Мы легли на кровать лицом друг к другу.

— Я опасаюсь давать тебе ложную надежду, — сказал он. — Но я подумал об одной из возможностей. Нужно сперва смягчить сердце моей матери, и это проложит путь к сердцу отца. Если у нас и правда будет сын, он станет первым представителем нового поколения. И потому, что я старший сын, его рождение будет иметь большое значение. Я не гарантирую, что они его примут, потому что он не будет чистым китайцем. Но если он первый сын старшего сына, они не смогут его игнорировать.

Эта возможность стала моим опиумом. В воздухе снова появился сладкий аромат. Мрак рассеялся. Значит, есть способ! Старший сын старшего сына! Меня так захватил его ответ, что я даже не подумала о том, что у меня может родиться девочка. Я строила планы на жизнь в китайской семье. В первую очередь я должна научиться говорить по-китайски.

Я познакомилась с женщиной с третьего этажа, Золотой Голубкой, которая и правда мне очень понравилась. Ей было около двадцати пяти лет, и она была очень красива, хотя лицо у нее было слегка асимметрично: одна щека находилась чуть выше другой, а правый край верхней губы, казалось, слегка подворачивается внутрь. Я была счастлива обнаружить, что она говорит по-английски — не так хорошо, как Лу Шин, но достаточно бойко, чтобы мы с ней могли разговаривать. Она откровенно рассказывала мне о своей жизни. Ее бросили в младенчестве, и она выросла в американской миссионерской школе. Она влюбилась в красивого мужчину и сбежала из школы в возрасте шестнадцати лет, а через год он ее бросил, и она пошла на работу в цветочный дом. Жизнь там не была ужасной. У нее было много поклонников и была свобода. С Даннером они познакомились в книжном магазине и с тех пор часто вместе пили чай. Но два года назад она завела любовника, и один из ее клиентов впал в такую ярость, что сломал ей челюсть и нос. Она восстанавливалась после травмы в доме Даннера и с тех пор так и живет у него.

— Мы не всегда проживаем ту жизнь, которую выбираем.

Я не спрашивала ее о мужчинах. Отчасти я боялась найти сходство с Лу Шином — обеспеченная семья и сын, который не может взять ее в жены или наложницы. Но что бы ни было у нас общего с ней, все это временно. Я американка, у меня больше возможностей, хотя пока неясно каких, но я постараюсь улучшить мои шансы. Я спросила ее, не может ли она давать мне уроки китайского.

— Ты подняла меня до статуса учителя! — воскликнула она. — Когда-то я очень хотела стать учительницей.

Лу Шин появлялся в разное время. Я каждый день ждала его кули с запиской, в которой он сообщал, когда придет — в этот день или на следующий. Записки носил тот же кули, который заботился обо мне в первый день в Шанхае. Я слышала, как он бежал к воротам, крича на китайском: «Она здесь!» — и сердце у меня начинало бешено колотиться. Записки Лу Шина были написаны на кремовой бумаге, запечатаны в конверт того же цвета и помещены в шелковый мешочек, чтобы их не запачкали грязными руками.