Пивная реклама

Японские мужчины привыкли получать спиртное из рук женщин. Новомодное пиво не оказалось исключением.

Мужчины пили пиво, женщины и дети пробовали шоколад и другие европейские сладости, которые начала производить фирма Моринага Таитиро. Он был уроженцем Сага, дела шли неплохо. Кроме выходцев из Сацума и Тёсю, мало кто в остальной Японии мог рассчитывать на карьеру в государственном аппарате. Приходилось искать применения своим способностям в других областях.

Корея не давала покоя ни Японии, ни России, в воздухе уже попахивало войной, но оснащению Порт-Артура было еще далеко до завершения, и русские военные корабли продолжали швартоваться в Японии. Морякам требовался отдых и провизия, судам – ремонт и уголь.

Прибывший в Иокогаму на крейсере «Россия» герой русско-турецкой войны адмирал Ф. В. Дубасов (1845–1912) хорошо понимал, что политика России ведет к неминуемой войне. «Нам Корея нужна; мы ее должны взять и присоединить к своим владениям. А Япония имеет слишком много интересов в Корее, чтобы нам не объявить войну из-за этого». На резонный вопрос отца Николая о том, как можно лишать самостоятельного существования древнюю страну, адмирал по-военному четко отвечал: «Корея в политическом отношении ничего не значит; это – замерзшее племя»[273]. Точно такой же логики придерживалось и японское воинство. В этой системе геополитических и античеловеческих координат равновеликих и равноправных величин не существовало.

Нитобэ Инадзо

1 июля в Японии вступило в действие положение об отмене экстерриториальности для иностранцев. Договоренность об этом была достигнута еще накануне японско-китайской войны. Теперь европейцы, совершившие преступления в Японии, подлежали местному суду, но зато они могли проживать там, где им заблагорассудится. Накануне этого исторического события публицисты предупреждали о потенциальных опасностях: совместное проживание «сильных» европейцев и «слабых» японцев может разрушить национальные обычаи, развратные европейцы все как один переженятся на целомудренных японках, скупят всю землю, распространят свои жуткие обыкновения – рукопожатия, объятия и поцелуи…

Газетная кампания закончилась 1 июля – иностранцев в Японии оказалось так мало, что они при всем желании не могли навести никакой существенной порчи. «Иностранец» был не столько реально существующим лицом, сколько метафорическим обозначением опасности. Опасности перестать быть японцем. «Иностранец» был нужен обитателю архипелага лишь для того, чтобы он сумел почувствовать себя «японцем»[274].

В этом году совокупный годовой тираж только токийских газет перевалил за 200 миллионов экземпляров. Дело народного просвещения находилось на подъеме. Нация читала, нация писала. Выпускник сельскохозяйственного колледжа в Саппоро и ревностный христианин Нитобэ Инадзо (1862–1933), который был женат на американской квакерше, выпустил книгу «Бусидо. Душа Японии». Нитобэ утверждал, что Япония обязана самураям всем: «Снимите с японца налет самых передовых идей, и под ним окажется самурай». Книгу перевели на множество языков, слово «бусидо» начало свое победоносное шествие по миру. В отличие от многих интеллектуалов его времени, Нитобэ не отказывался от своего христианства. Еще в юности он говорил о том, что желает стать «мостом между Востоком и Западом». И он им стал. Беда в том, что теперь все в Японии заговорили о бусидо. И большинство понимало его как идеологию национализма и милитаризма. Нитобэ же имел в виду прежде всего благородство самурая.

Престолонаследник, принц Ёсихито, не отличался завидным здоровьем, учился неважно, слуги и учителя жаловались на его капризы. Сам Мэйдзи волновался из-за того, что сын слишком худ. Был он недоволен еще и тем, что наследник чересчур увлекался Западом, любил щегольнуть французским словцом. Доктор Бёльц, наблюдавший за здоровьем Ёсихито, сетовал, что он слишком много курит. Однако выбора все равно не было – Ёсихито оставался единственным выжившим сыном действующего императора; в соответствии с законом 1889 года об императорском доме трон мог принадлежать только ему. Это было уступкой европейской норме о престолонаследовании, которое, как правило, осуществляется по прямой мужской линии. Норме, которая хороша только тогда, когда у монарха нет проблем с сыновьями. Именно поэтому в европейской традиции положения о наследовании по мужской линии придерживались не слишком строго. Однако в Японии решили, что вопрос заслуживает только однозначного решения. Императорский дом впал из одной крайности в другую – раньше для занятия престола было достаточно одной принадлежности к императорскому дому.

9 августа прошлого года было решено, что супругой Ёсихито станет Садако, дочь обладателя древней аристократической фамилии Кудзё Мититака. Самому Ёсихито сообщили об этом только в этом году, помолвка состоялась 11 февраля – в день основания японского государства первоимператором Дзимму. С тех давних пор якобы прошло уже 2560 лет.

Ёсихито было уже 20 лет. Его отец вступил в брак, когда ему было шестнадцать. Ёсихито следовал вслед за обществом – брачный возраст повышался по всей стране. Юноши отправлялись служить в армию, учились в колледжах и университетах. Чересчур ранние браки уходили в прошлое. Это имело благоприятное влияние на здоровье потомства.

Памятуя о бесплодии нынешней императрицы, при выборе невесты особое внимание обратили на ее здоровье. Права на ошибку не было – в отличие от всех его августейших предшественников у Ёсихито отсутствовал гарем. До свадьбы ему запретили и вступать в интимные отношения. Поскольку в глазах христиан-европейцев полигамия представала как обычай постыдный, японцам пришлось пойти на уступки «прогрессу». Газета «Тюо симбун» писала, что предстоящая свадьба наследного принца «представляет собой образец для нации – образец отношений между мужчиной и женщиной. Говоря откровенно, она упраздняет старый и вредоносный обычай полигамии. Императорская фамилия просвещает общество – она первая принимает моногамию в качестве главного принципа»[275].

Вряд ли, конечно, можно считать еще несостоявшийся брак образцом для подражания. Также вызывает сомнение, что брак Ёсихито был первым во всей стране моногамным браком. Однако престолонаследник наследовал не только трон своего отца, но и обязанности Мэйдзи – служить для всех подданных образцом для подражания. И не только в части супружеской верности. Он был должен неукоснительно соблюдать все требования дворцового этикета – хочет он того или нет. Эрвину Бёльцу на совещании, которое состоялось во дворце накануне свадьбы, удалось подслушать, как Ито Хиробуми сказал принцу Арисугава: «Родиться принцем крови – большое несчастие. Как только он появляется на свет, он связан по рукам и ногам правилами этикета, и даже когда он повзрослеет, ему приходится плясать под дудку своих воспитателей и советников». При этих словах Хиробуми сделал пальцами движение, напоминающее то, каким образом управляет кукловод своими куклами. Соглашаясь с ним в глубине души и желая членам императорской фамилии большей самостоятельности в их действиях, Бёльц признавал и то, как трудно исправить ситуацию. Он процитировал в своем дневнике высказывание некоего японца: «В этой стране привыкли к управлению нематериальному, в котором нет ничего от человека; и изменить это было бы опасно»[276].