5 января Мэйдзи обычно устраивал грандиозный прием по случаю начала нового года. Однако сейчас этот день пришелся на воскресенье, в воскресенье следовало отдыхать, и прием перенесли на 6 января. Принятый три десятилетия назад григорианский календарь вносил свои коррективы в японский стиль жизни[286]. В деревне, однако, продолжал сохраняться другой, более привычный ритм. Отец Николай неоднократно жаловался, как трудно ему убедить свою провинциальную паству соблюдать воскресенье – крестьяне предпочитали в этот день трудиться, а если уж отдыхать – то в конце декады, как было принято при традиционном китайско-японском календаре.

Англия в это время стала главным военно-политическим партнером Японии. 17 января с Англией был подписан договор, предусматривавший независимость Кореи и Китая. Высокие договаривающиеся стороны обещали соблюдать нейтралитет в том случае, если одна из стран вовлечется в войну. Но только до тех пор, пока враждебной стране не придет на помощь другая. В этом положении содержалась скрытая угроза Франции, связанной с Россией союзом. Япония извлекла уроки из прошлой войны с Китаем, когда она оказалась без союзников и не смогла ничего противопоставить западной коалиции, лишившей ее плодов победы.

Из всех японских сановников только Ито Хиробуми и Иноуэ Каору выступали против союза с Англией. Они полагали, что союз с Россией был бы выгоднее. Их идея состояла в том, чтобы Россия признала право Японии на оккупацию Кореи взамен на оккупацию Россией Маньчжурии. И тогда никакая война будет не нужна. Но «старой гвардии» пришлось подчиниться напору молодого и агрессивного большинства. Людям вроде премьера Кацура Таро и министра иностранных дел Комура Дзютаро хотелось повоевать еще раз. Они прекрасно понимали, что гордая Англия, которая никогда и ни с кем не заключает союзов, пошла на договор из сугубо земных соображений. Англия опасалась, что Россия продолжит свое «сползание» к югу, и тогда британские интересы в Китае и Индии могут оказаться под угрозой. На пути России выставлялся японский щит. Значительная часть японской политической элиты соглашалась стать таким щитом. Покрытые дымкой корейские горы туманили взор.

России скрепя сердце пришлось признать японско-английский договор и обещать вывести свои войска из Маньчжурии.

До сих пор Япония несла весьма незначительные потери во время ведения боевых действий. Учения этого года принесли ужасную для мирного времени трагедию. В конце января в северной префектуре Аомори две с небольшим сотни солдат совершали марш-бросок. Их готовили к боевым действиям в условиях суровой континентальной зимы. Эксперимент вышел неудачным. В начавшейся пурге солдаты сбились с дороги, 199 человек замерзли насмерть, спасти удалось только 11 человек.

Летом Японию один за другим посетили сразу два великих князя – Борис Владимирович и Кирилл Владимирович. Визиты августейших особ уже не производили в Японии прежнего впечатления, но все-таки это были члены русского императорского дома. Кому-то казалось, что отношения между двумя странами вот-вот пойдут на лад, но это было обманчивое впечатление. Пока великие князья с приятностью проводили время в Японии, по Владивостоку гулял поклонник русской литературы Фтабатэй Симэй (1864–1909), особенно прославившийся своими переводами из Тургенева. Однако на сей раз цели его визита диктовались не только литературными интересами. Он намеревался открыть во Владивостоке еще один публичный дом, от служительниц которого можно было бы черпать информацию военного свойства[287].

Фтабатэй Симэй

Японские предприниматели контролировали во Владивостоке этот вид бизнеса достаточно прочно. В самой Японии это не афишировалось. Зато газеты с гордостью сообщали о победоносном шествии японского изобретения – повозок рикш. Рикши исправно перевозили пассажиров почти по всей Азии. В этом году они появились в Египте[288]. Однако Европа по-прежнему предпочитала путешествовать в конных экипажах.

В ноябре Мэйдзи отправился на маневры, проводившиеся в далекой префектуре Кумамото. Летом там разразилась эпидемия холеры, но к осени она улеглась. Проезжая на поезде мимо Табарудзака, где в 1877 году произошло сражение его армии с войсками Сайго Такамори, император сложил:

Генерал Ноги Марэсукэ, который участвовал в той битве, сложил в ответ:

После окончания учений предполагался прием. Гости уже собрались, но император не спешил появляться. Генерал Ямагата отправился к Мэйдзи поторопить его, но тот ответил, что не желает присутствовать на банкете. Он заявил, что перед маневрами чиновники отговаривали его от поездки ввиду опасности заразиться. Теперь он выполнил свой долг и не хочет больше подвергать свою жизнь опасности. А потому он и не желает отправляться на прием. Однако военные все-таки настояли на личном присутствии императора, поскольку это совершенно-де необходимо для поднятия боевого духа войск.

Генералу удалось уговорить императора. Он опоздал на банкет почти на час. Появившись в зале, Мэйдзи занял свое место, кивнул, а затем немедленно ушел, не притронувшись к пище[289].

Выражения, в которых обращался Мэйдзи к генералу, заставляют предположить, что выдержка изменила ему и с ним случилась настоящая истерика. Она могла быть обусловлена как усталостью, так и тяжелым алкоголизмом, сопровождающимся, как известно, раздражительностью и неконтролируемыми вспышками ярости. Но во всей стране об этом инциденте знали всего несколько человек. Остальные японцы были по-прежнему уверены в том, что их император является воплощением всех мыслимых достоинств.

Политика по заселению Хоккайдо приносила свои плоды. Тридцать лет назад на острове проживало всего 110 тысяч человек. В этом году население перевалило за миллион. Подавляющее большинство жителей Хоккайдо было японцами, айнов насчитывалось только 17 тысяч. Они ходили в японские школы и стремительно утрачивали самобытные черты, превращаясь в объект исследования со стороны этнографов.