К сожалению опытных игроков, видимо, своеобразное «котирование проектов» на фондовом рынке – дело не завтрашнего дня. Вместе с тем никаких иных ограничений, которые могли бы быть вызваны объективными обстоятельствами, не существует. Это типичный пример того, как хорошая возможность попадает в серую зону функционального деления обязанностей между регуляторами: те из них, кто заинтересован в поддержке ликвидности фондового рынка, не интересуются особо инфраструктурным, а отраслевые регуляторы инфраструктурных рынков полагают, что такие сложные финансовые материи – дело монетарных властей.

Тем не менее на иных рынках такое «скрещивание» инфраструктуры и фондового рынка существует и успешно используется. Да, мотивация у развитых и развивающихся рынков разная. У первых – расширение списка вовлеченных инвесторов, а у вторых задачи прозаичнее – поддержка фондового рынка и транспарентность инфраструктурных проектов, возможность их капитализации.

Все страны, в которых активно формируется или модернизируется инфраструктура, весьма активно развивают у себя различные финансовые механизмы. В этом направлении за последние годы в России также сделано немало: появились специализированные общества проектного финансирования с возможностью выпуска специализированных облигаций, до этого были размещения первых выпусков квазиинфраструктурных облигаций и разрешение негосударственным пенсионным фондам вкладываться в облигации концессионных компаний, было совершено множество иных действий, которые оказали существенное влияние на рынок и проекты, его составляющие. На фоне того, что раньше не было вообще ничего похожего, это, конечно, важно. Вместе с тем, если сравнивать с необходимым количеством инструментария, то это капля в море.

Зачастую приходится слышать, что развитый финансовый инструментарий – это удел стран, которые давно инвестируют в инфраструктуру и экономика которых находится в более стабильном состоянии. И у всех в голове всплывают Япония, Европа, США.

А как в эту логику укладывается пример с Египтом? В сентябре 2014 г. власти Египта всего за восемь дней собрали около $10 млрд на первую очередь строительства параллельной ветки Суэцкого канала, так называемый «Новый Суэц». При этом переподписка составила почти 1,5 раза. Покупателями стали обычные граждане, иностранные и национальные финансовые институты, а специализированные инвесторы успели приобрести лишь 15 % облигаций.

И никакие политические риски, нестабильность национальной экономики и иные ограничения, на которые мы так любим ссылаться в отечественных проектах, не стали пресекательными аргументами для запуска проекта и приобретения рынком такого облигационного займа. И это сделали в большинстве своем внутренние инвесторы, которые сочли, что 12 % годовых в национальной валюте для такого проекта вполне приемлемая норма доходности.

Наверное, в памяти еще свежи результаты «народных IPO» отечественных госкомпаний, и, может, было бы и преждевременно выпускать на рынок финансовые инструменты, которые бы распространялись среди широкого круга частных инвесторов. Хотя это ограничение скорее ментально-политического свойства, нежели экономически-содержательного.

Но расширять целевую аудиторию, инвестирующую в инфраструктуру, все-таки необходимо. В первую очередь, за счет квалифицированных инвесторов, которые имеют или могли бы иметь аппетит к инвестициям в инфраструктуру.

Стоит приспособить к инвестициям в инфраструктуру такие институции, как резервы страховых компаний, общие фонды банковского управления, различные управляющие компании, акционерные и паевые инвестиционные фонды, банки, находящиеся за пределами топ-30 отечественной банковской системы, и иные элементы.

Может, в крупных и крупнейших проектах, особенно в первое время, они поучаствовать не смогут, но «сложение капитала» вполне позволит вытянуть инфраструктуру определенного уровня.

Одновременно с этим многие из них и сейчас вполне в состоянии самостоятельно участвовать в средних и мелких проектах. А зачастую для муниципальных и региональных властей такие проекты гораздо более важны, чем крупные, но находящиеся вдалеке от них.

Один из возможных инструментов – ввести все-таки в оборот классические инфраструктурные облигации, о которых так много говорят в последнее время. С 2010 г. существует как минимум три федеральных законопроекта, легализующих этот инструмент. При этом парадокс в том, что суррогатные инфраструктурные облигации (те, что участники рынка называют квазиинфраструктурными облигациями, или концессионными) уже появились на рынке и показали неплохой результат, а вот самих инфраоблигаций как отдельного класса активов по-прежнему нет. Приходится, если удается, заменять их в конкретных проектах указанными суррогатами или использовать СОПФ.

Инфраоблигации во всем мире – это инструмент финансирования в первую очередь средних инфраструктурных проектов, тех, что находятся в интервале $100–500 млн и в которых в первую очередь заинтересованы именно муниципальные и региональные власти. Мы же каждый раз, упоминая такой тип финансовых активов, представляем себе очередной мегапроект, который будет профинансирован таким образом, и сложность механики такого проекта ужасает и всех участников рынка, и регуляторов.

Естественно, мегапроекты могут быть профинансированы таким образом, и приведенный факт с «Новым Суэцем» тому наглядный пример, но все же 80 % инфраструктурных облигаций в мире эмитировано в отношении другого размера проектов.

Именно потому для развития крупных проектов, и в большей степени для средних, так важно деблокировать капитал, предоставив ему возможность инвестировать в проекты посредством специализированных облигаций. Тем самым квалифицированные инвесторы будут избавлены от необходимости входить в проекты на ранней и слишком непривычной для них стадии и сфокусируют внимание на более простой возможности поучаствовать в доходах от проекта. А для некоторых из таких инвесторов возможность инвестировать в инфраструктурные ценные бумаги – и вовсе единственный допустимый способ вложений в такого рода проекты.

За последние лет десять в России было создано значительное количество различных институтов развития. Часть из них выполняет функции универсального инструмента, например Внешэкономбанк. Некоторые сфокусированы на какой-то отдельной отрасли, положим, Россельхозбанк. А какие-то – на отдельном сформированном или формирующемся рынке – Роснано или ГК «Автодор». В целом, суммируя все институты развития – различные госкомпании и госкорпорации, фонды, финансовые институты и иные, можно сказать, что их количество составляет не менее 20–30 штук.

Вероятно, если бы все они работали так, как было задумано при создании, то мы бы давно уже жили в окружении качественно иной инфраструктуры. Поэтому так вопрос не ставится. Вернее было бы уточнять: причины их неэффективности в качестве собственной работы или все-таки в общей системе устройства инструментов развития, предоставляемых государством в распоряжение институтов развития?