Рискнув бросить взгляд, Мия увидела, что Кассий до последнего соответствует своей репутации мастера над клинками. Грязь вокруг него была усеяна полудюжиной трупов, еще двое раненых мужчин стонали в пыли. Как и характерно для большинства генералов, Рем стоял в сторонке, позволяя своим пехотинцам выполнить всю грязную работу, но когда его люди начали дохнуть как мухи, мужчина сплюнул в песок и вклинился в бой. Лорд Клинков отклонился назад, исполняя маневр с тенями, тьма замерцала перед объятым пламенем мечом Рема.

Поскольку основная масса легионеров сосредоточилась на Кассии, Мие осталось одолеть всего одного противника – центуриона Гарибальди. Мужчина не знал усталости, размахивая своим щитом и нанося удар за ударом по защите Мии. Девушка была быстрой, но центурион – хорошо вооружен, и даже те несколько выпадов, которые ей удалось сделать, были отбиты броней. Гарибальди ударил ее щитом в грудь, толкая на землю. Мия вовремя перекатилась от удара, который размозжил бы ей череп, села на корточки и кинула последнюю ониксовую сферу в щит. Аркимическое стекло разбилось, и в воздух поднялось вихрящееся черное облако дыма. Центурион покачнулся и закашлялся, и тогда, собрав последние силы, Мия сжала кулаки и схватила его тень, запутывая ботинки мужчины, когда он вновь ринулся в атаку. Гарибальди пошатнулся, замахав руками для равновесия, но не преуспел. Он начал заваливаться вперед, но поскольку его подошва по-прежнему была приклеена к земле, голени мужчины треснули, когда вес тела потянул его вниз.

Гарибальди закричал, держась за ноги, и Мия отпустила его, чтобы вытереть пыль с ресниц. Кассий по-прежнему сражался с люминатами, их тела спутывались в черно-белый комок из теней и пламени. Участие Рема сравняло счет – теперь Лорд Клинков перешел в защиту, его меч размывался от скорости движений, тьма запела.

Мия посмотрела на судью, чье лицо исказилось от злобы. На мужчину, который помог убить ее семью. Разрушивший ее прошлую жизнь. Но затем повернулась к Эшлин. К девушке, которая разорвала ее новую жизнь на кровоточащие клочки. Эшлин смотрела в ответ, удерживая в руке меч и прищурив глаза. Поворачиваться спиной к Эшлин было бы не самым умным решением. Посему Мия размяла шею и шагнула вперед.

– Не делай этого, Мия, – предупредила Эш.

Девушка ее проигнорировала, поднимая руку и обматывая тьмой ноги соперницы.

– Будет не больно, – сказала она. – Не очень.

Эш сделала глубокий вдох. Выдохнула. И, потянувшись к брюкам, достала клубок горящего пламени, кружившегося на конце золотой цепи.

Троица.

Вспыхнул свет – ярче, чем все три солнца. Сияние медальона нанесло удар не хуже, чем битой по затылку, и Мия упала на колени. Уголком глаза увидела, как Кассий покачнулся и поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Когда Лорд Клинков опустил защиту, Рем как раз замахивался. Отчаянно желая сохранить жизнь своему призу, судья повернул клинок, и лезвие ударило Кассия плашмя. Но легионер рядом с ним – напуганный до помутнения рассудка смертью товарищей, ранением центуриона, гробовым молчанием этого облаченного в черное демона, который призывал тени из самой бездны, чтобы разодрать солдат на кусочки, – не обладал такой сдержанностью.

И когда Рем выкрикнул предупреждение, легионер ударил Кассия, который и без того был ошарашен светом Троицы и ударом Рема. Горящее лезвие прошло сквозь ребра, вонзаясь по рукоять. Легионер вытащил меч, а Лорд Клинков закричал от боли, прижимая руку к груди. Упав на колени, он закашлялся кровью и свернулся калачиком, одна рука по-прежнему закрывала глаза от этого ужасного опаляющего света.

– Чертов идиот! – взревел Рем, поворачиваясь к солдату и нанося сильный удар слева в челюсть. Голова легионера дернулась в сторону, зубы вылетели, и он обмяк. – Он нужен был мне живым!

Мия стояла на четвереньках со склоненной головой. Глаза были закрыты от обжигающей ненависти Всевидящего, которую держала в руке Эшлин. Девушка прошла по грязи к Мие, высоко подняв Троицу. Мия перекатилась на спину и поползла от нее, зарываясь пятками в песок. Агония. Ужас. Мистер Добряк свернулся в ее тени и корчился, такой же беспомощный, как хозяйка.

– Мне жаль, Мия, – вздохнула Эш.

Рем сердито и недоверчиво на нее посмотрел.

– Он был у тебя все это время?! Ты могла покончить с этим в любой момент! Ах ты маленькая предательская…

– Ой, иди на хрен, богопоклонник, – прорычала Эш. – Я здесь не ради твоей славной республики, и мне срать на тебя и твоих людей. Если я хотела иметь туз в рукаве, это мое дело. И если ты не заметил, я только что спасла твою жалкую жизнь. Так что хватит блеять и прикончи наконец девчонку, которая пыталась тебя убить, а затем сходи да проверь, что остальное Духовенство по-прежнему под замком. Если только, конечно, ты и твоя банда идиотов не хотите случайно зарезать и их?

Хотя она была как минимум на голову ниже Рема, Эшлин смотрела на судью сверху вниз. Рыкнув, Рем поднял меч с пляшущим на лезвии пламенем и направился к Мие.

Мия ползла назад по грязи. Охваченная болью, она не могла даже встать. По ее жилам тек страх, стучало в висках, но больше всего девушку тревожило, что ее конец будет таким. Все те мили и годы… И ради чего, чтобы все закончилось здесь? Пока она лежит в пыли какой-то забытой дыры для испражнений и не может даже поднять свой клинок?

Вот так?

Зубы скрежетали. Глаза наполнялись ненавистными слезами.

Вот так?!

Свет ослеплял; куда бы она ни смотрела, взгляд все равно натыкался на Троицу. Мия видела лишь тусклые силуэты. Эшлин, стоящую перед ней с пламенным Светом в руке. Рема, нависающего за ней, с менее ярким огнем в кулаке. Раненого люмината, стонущего в пыли. Лорда Кассия, чей страх объединялся с ее.

«Никогда не отводи взгляд. Никогда не бойся».

Девушка покачала головой. Подняла взгляд на очертание Рема. Полная решимости посмотреть ему в глаза. Чтобы показать, что, как бы ей ни было больно, как бы сердце ни выдавало ее ложь…

– Я не боюсь тебя, – прошипела Мия.

Послышался тихий смешок. Свет послабее поднялся выше.

– Люминус инвикта, безбожница, – сказал Рем. – Я передам от тебя привет брату.

Слова поразили Мию сильнее, чем свет Троицы. Живот затопило холодом. Что он имел в виду? Йоннен мертв. Так сказала ее мать. В ту истинотьму, когда Мия сровняла Философский Камень с землей, стояла на ступеньках Гранд Базилики и пала перед этим же ублюдком, из-за этого же треклятого света. А затем плакала на зубчатых стенах – над местом, где умер ее отец. Меркурио сидел рядом с ней, когда она прошептала:

– Было так ярко. Слишком ярко.

Старик улыбнулся и похлопал ее по руке.

– Чем ярче свет, тем гуще тени.

Перед Мией стояла Эшлин, держа пылающую Троицу. Позади нее нависал Рем, подняв меч. А за ними обоими тянулась тень Мии, растянутая на песке и пересекающаяся с тенью судьи. Черная. Извивающаяся. Но при этом ужасном свете – темнее, чем когда-либо прежде.