– Надеюсь, что так, – ответил Ирод, приветствуя поклоном головы улыбающегося Николая Дамасского и находящихся в зале гостей и представляя всем своих сыновей.

– А еще о построенном тобой Храме ходит молва, – продолжал Октавий, приглашая Ирода с детьми к столу: – что кому не довелось видеть твоего Храма, тот не видел ничего истинно великолепного.

– Это преувеличение, – ответил Ирод, занимая отведенное ему место за столом. – О Риме, заново перестроенном тобой и твоими друзьями, тоже ходит молва: никогда небо не взирало ни на что более величественное, чем твой город, ничей взгляд не может охватить его ширины, никакой ум не постигнет его красоты и ни одни уста не способны выразить достойной его похвалы. Так что будем считать, что мы оба преуспели в своих делах, а чтобы и ты мог увидеть мою работу, приезжай в Иерусалим и оцени мои старания сам.

– Непременно воспользуюсь твоим приглашением, – пообещал Октавий, устраиваясь рядом с Иродом.

За столом собралась разнополая и разновозрастная публика, частью уже знакомая Ироду, частью нет. Из мужчин здесь были Агриппа, сенатор Валерий Мессала, вальяжный Меценат с золотым кольцом всадника на безымянном пальце правой руки, философ Арей, по-прежнему служивший у Октавия в качестве главного его советника, сын вольноотпущенника и сборщика налогов поэт Гораций, добившийся признания при дворе благодаря своему таланту и покровительству Мецената, недавний раб, а теперь личный врач Октавия Антоний Муз, как всегда сидящий в стороне от всех вольноотпущенник Юлий Марат с неизменными табличками и грифелем в руках. Женщины были представлены женой Октавия Ливией, его бывшими женами Клавдией [328]и Скрибонией, сестрой Октавией, которая после гибели Марка Антония так и не вышла замуж, женами Мецената Теренцией и Агриппы Марцеллой, бывшей рабыней, а ныне фавориткой Ливии еврейкой Акме [329]и еще двумя-тремя особами, имен которых Ирод не запомнил. Отдельную группу в дальнем конце стола составили дети: сыновья Ирода Александр и Аристовул, младший сын Ливии и ровесник Аристовула Друз Старший, ее старший сын, ровесник Алесандра Тиберий, готовящийся отметить своей совершеннолетие и потому держащийся с особой серьезностью, над которой потешалась Юлия, дочь Октавия и Скрибонии, и не по годам серьезная, заметно выделяющаяся среди других детей своей красотой Антония Младшая [330].

Чтобы дети не чувствовали себя за столом лишними, Октавий предложил устроить состязание: кто из них лучше расскажет сказку? [331]Тиберий, не пожелавший, чтобы его наряду с другими детьми сочли ребенком, лишь фыркнул, его примеру последовала и двенадцатилетняя Юлия, также старавшаяся казаться старше своих лет, а Друз Старший беспомощно развел руками и чистосердечно признался, что не помнит ни одной сказки. Эта чистосердечность ребенка развеселила гостей. Ирод ожидал, что следом за другими детьми откажутся рассказывать сказки и его сыновья, но неожиданно для него младший Аристовул, по-школьному подняв руку, произнес:

– Я могу рассказать сказку.

– Молодец, – поддержал его Октавий. – Начинай, мы внимательно тебя слушаем.

– Жил-был царь, – звонким голоском начал Аристовул, – и звали его Александр Македонский.

Сросшиеся на переносице рыжеватый брови Октавия поднялись, тонкие губы тронула улыбка, обнажив мелкие редкие зубы.

– Зачин интересный! Попрошу тишины за столом. – И сам обратился в слух, давая тем самым пример другим участникам застолья.

– Однажды царь, – продолжал все тем же звонким голоском Аристовул, – заявил своим советникам: «Я побывал во многих землях, повидал многие страны; желаю теперь идти в землю Африканскую». «Проникнуть туда невозможно, – ответили ему советники, – горы Мрака мешают попасть туда, а в самой земле Африканской живут храбрые воительницы амазонки». «Но мне необходимо проникнуть в землю Африканскую, – сказал Александр, – и я прошу вас придумать, как мне одолеть горы Мрака». Долго думали советники и, наконец, придумали. «Возьми, – сказали они, – ливийских ослов, привыкших к темноте, и запасись клубками веревок. Прикрепи концы этих веревок к входу в ущелье и, постепенно разматывая их, перейди через горы Мрака. Так ты окажешься в земле Африканской, а когда завоюешь ее, легко найдешь обратную дорогу по веревкам, привязанным ко входу в ущелье». Александр так и поступил. Когда горы Мрака остались позади и он вступил в землю Африканскую, то объявил войну амазонкам. На это женщины-воительницы сказали ему: «Победишь ты нас, люди скажут: “Женщин победил он”. А одолеем мы тебя, люди скажут: “Этого царя победили женщины”. Выбирай сам, какой исход войны тебе больше по душе». Думал царь, думал, ничего не придумал и попросил: «Принесите мне хлеба». Принесли ему амазонки на золотом блюде золотые гранатовые яблоки, начиненные рубинами. Удивился царь: «Разве в вашей стране едят золото?» Амазонки ответили ему: «А разве ты не за золотом пришел воевать в землю Африканскую? Нам казалось, что обыкновенного хлеба и в твоей стране вдосталь. За чем же еще, как не за золотом, было идти тебе в такую даль? Возвращайся домой и ешь свой хлеб, а когда он у тебя кончится, мы пришлем его тебе столько, что ни ты, ни народ твой не будете знать в нем нужды». Подивился Александр мудрости амазонок, и прежде, чем вернуться назад, приказал начертать на воротах земли Африканской надпись: «Я, Александр Македонский, был царем-глупцом, пока не пришел в землю Африканскую и не научился мудрости от женщин».