Нас стали обгонять люди, закончившие работу.

– Я ведь знал, где ты работаешь, осталось узнать, когда ты освобождаешься. Ничего сложного. Почему ты мне не позвонила?

Она помолчала немного. Я смотрел на неё, и мне не верилось, что я видел её голой.

– Знаешь, я сперва хотела тебе позвонить, но потом…

– Что же потом?

– Потом… потом я расхотела.

«Железная логика», – подумал я.

– А можно узнать почему?

– Не знаю. Но я больше не могу с тобой встречаться. Понимаешь, не могу! – знакомая твёрдость появилась в её голосе.

– Что, замуж выходишь? – участливо спросил я.

– Нет, не замуж. Просто после того, что случилось, я не могу с тобой встречаться.

– Ах, вот оно что – значит я виноват?! – взорвался я. – Ну, что ж, я тоже жалею о том, что между нами произошло, я не учёл пословицу: «Держи собаку голодной, всегда за тобой бегать будет!» Пока… девушка!

Я повернулся и быстро пошёл обратно. Навстречу мне шли усталые люди.

* * *

У меня было впереди ещё три экзамена. Постепенно я заставлял себя всё дольше и дольше заниматься, не отвлекаясь на sex-думы. Но это не значило, что я переставал думать о Нине – просто мысли о ней часто из сознательной области переходили в подсознательную. Я ругал себя за то, что грубо разговаривал с ней. Надо было не заострять углы, говорил я себе, а обходить их. Чёрт меня дёрнул искать логику там, где её не может быть. Надо было каяться и упросить о встрече. Мне хотелось встретить её ещё раз, но я себя сдерживал, так как стал уверен, что всё это давно предусмотрено ею, и мои просьбы только унизят меня в её глазах. Я смотрел на телефон, просил его заговорить её голосом, но он был глух и нем.

На моём столе осталось пятно от пролитого тогда коньяка, но я не мог заставить себя смыть его, потому что оно убеждало меня в том, что мои воспоминания – не плод воображения.

Я понимал, стоит мне познакомиться с другой, которая мне будет нравиться, и я очень скоро забуду о Нине. Постоянные думы об одной или об одном могут быть тем острее, чем меньше ты общаешься с людьми. Если налицо благоволение к тебе нескольких очаровательных особей, то близкий контакт с одной из них будет легко порвать со временем в пользу любой другой, из постоянно окружающих тебя. Вот одна из причин уединения парочек – они интуитивно боятся, что партнёр перекинет своё внимание на кого-нибудь другого.

В поисках выбора люди ищут общество друг друга, чтобы сблизившись с немногими его членами, уйти из него. Но, как правило, по тем или иным причинам, выбора нет. А не имея желаемого выбора, мы вынуждены любить.

Когда мы говорим женщине: «Ты – моя единственная» – она млеет от радости. Но здесь нет причин для счастливых улыбок. Лишь услышав слова: «Ты у меня не единственная!» – только тогда радость должна засветиться в её глазах, так как именно её, а не другую выбрали из всех прочих.

* * *

Сессия прошла удачно. Глеб позвонил мне.

– Ну как экзамены?

– В порядке, уже на том свете.

– Рванём куда-нибудь?

– Куда? Холодно… А как твоё глупое сердце, не бьётся?

– Бьётся. Головой о рёбра. Бабу хоца.

– Соболезную. Может, женимся. А?

– Ага. Ложкой черпать будем.

– Слушай, так куда пойдём?

– Прошвырнёмся по стритам.

– Брось, холодно ведь, отморозишь. Может, побалуемся кинематографом?

– Ладно, давай.

Через полчаса мы встретились у кинотеатра. Билетов в кассе уже не было. Мы встали в разные стороны и встречали проходящих, ласково смотря им в глаза: «У вас есть лишний билетик?»

Мне удалось купить один билет. Глебу не везло. Сеанс вот-вот начинался.

– Ну что делать будем? – спросил я.

– Ты пойдёшь в кино, а я пойду домой.

– Брось, дядя, не хнычь. Я так и быть, провожу тебя до дома.

Я продал свой билет какой-то одиночке.

– Некуда податься, – рыкнул Глеб.

– У тебя есть валюта? – спросил я, шаря в карманах. – У меня 50 коп. – кто больше? 50 коп. – раз…

Глеб вытащил кошелёк.

– 70, – выкрикнул он.

– Что ж, ты выиграл, они – твои.

– Покорно благодарю, – Глеб раскланялся.

– Пойдём в пивбар, денег хватит. В крайнем случае, возьмём у бармена в кредит. Он свой парень, все девочки моего гарема – его поставка.

– Какого гарема? Пятого или седьмого?

– Того, филиал которого в Париже.

– Ааа… Но тогда понятно.

У пивбара толпилась очередь. Стояло человек десять.

– Видишь, люди уже стоят, чтоб опохмелиться, а мы ещё и выпить не успели, – резюмировал я.

– Стоять, думаю, не имеет смысла, – Глеб закурил. – Ладно, пошли домой. Холодно.

– Пошли.

– Может быть, зайдём в ночной клуб на Пятой авеню, посмотрим стриптиз, – ухмыльнулся Глеб.

– Можно. Только… э… он ведь закрыт на переучёт.

Проходя мимо телефона-автомата, я остановился.

– Слушай, у меня идея. Иди-ка сюда.

Я вошёл в будку, закрыл за Глебом дверь, снял трубку и набрал номер справочной.

– 43-тий слушает, – проговорил женский голос.

– Это справочная?

– Да, да, – вежливо ответили мне.

– Пожалуйста, дайте мне телефон хорошенькой женщины, которая не стала бы долго ломаться, – медленно выговаривая каждое слово, попросил я.

После секундной паузы я услышал злой, срывающийся голос:

– Нахал, тебе в милицию надо звонить!..

В ухо стали колоть частые гудки. Я повесил трубку. Глеб хохотал. А мне почему-то было не весело, я вдруг отчётливо представил себе, что где-то обязательно должна быть хорошенькая женщина, которая по каким-то причинам сейчас одна и которая была бы очень рада мне, пусть незнакомцу, но так желавшему знакомства с ней. Я даже представил себе её лицо, но это было лицо Нины.

– Да, – сказал Глеб, перестав смеяться, – у тёти нет чувства юмора.

– Даже чувства сатиры, – согласился я.

Когда мы вышли из метро, было полдесятого.

– Пойду-ка я спать, – сказал Глеб, зевая – завтра вставать с самого с ранья.

– Ну, пока. Спи спокойно, дорогой товарищ.

* * *

У меня испортился магнитофон, и Глеб обещал принести лампу, вместо той, которая «полетела». Без музыки мне было тяжко, я скучал по ней, как по живому существу. Особенно меня волновали Битлзы. Их невероятные мелодии преследовали меня, а слова в их песнях радовали своим совпадением с моими мечтами о «pretty woman».