Однажды приехал член исполкома компартии Вальтер Ульбрихт. Немецкая группа в полном составе вышла его встречать. Рихард не шевельнулся: лежа на койке, продолжал читать Энгельса и делать пометки.

Когда Ульбрихт с сияющей улыбкой вошёл к нему, Рихард, не торопясь, поднялся и протянул руку. Потом они долго разговаривали. Тем временем водитель первоклассного «ЗиС 101» сетовал, что кончается бензин, так как из-за мороза он должен без перерыва прогревать мотор, который «ненасытно жрёт горючее». Немцы предложили залить в бак десяток бутылок водки, поскольку в этот раз она оказалась с коричневой головкой. Тем не менее попивали её и морщились: она имела привкус купороса.

Юрий подружился с Альвином Майером, высоченным, широкоплечим, румяным австрийцем, также участником испанской кампании, гауптманом. Служил в бригаде имени Тельмана. Рихард придирался к нему, говорил, что австрийцы лентяи.

Майер редко возражал. Если и делал это, то доказывал, что позиция Рихарда неинтернациональна и безнравственна. Лишь однажды не выдержал и сказал, что у «оберстлойтнанта» имеются склонности к шовинизму.

Рихард насупился и почернел. В ответ заметил, что австрийцы не сумели отстоять свою национальную честь перед Гитлером. Это имя он всегда писал с маленькой буквы. Был резок, не терпел возражений и оставался немногословным. Говорил, что подчиненные должны понимать старшего «партайгеноссе» с полуслова.

Ближайшим его другом был в прошлом капитан вермахта Отто Хеслер – приземистый, лысый, круглолицый, сдержанный. Мог иногда усмехнуться. Как и Рихард, ходил в милицейской кубанке без «ушей» – опускалась только задняя меховая узкая часть шапки.

С Отто Хеслером – единственным из всех немецких сокурсников, Юрий встретился в глубоком вражеском тылу. После окончания войны Отто Хеслер стал генералом в ГДР.

Запомнился в группе Карл Кляйнюнг – небольшого роста, очень тихий, вежливый, аккуратный. В Испании потерял часть кисти руки. В ГДР дослужился до звания генерал-лейтенанта танковой части. Юрий случайно встретил его в Москве в «Детском мире». Он был с женой, очень милой и обаятельной. Прислал в Москву новогоднюю поздравительную открытку.

На одной из дач обучалась некая Мария. Румынка. Средних лет с ярко-чёрной смолистой короткой стрижкой. С пронизывающим взглядом больших чёрных глаз. Необыкновенной красоты! Была неразлучна со светлолицым, рыжеватого оттенка лицом поляком Янеком, отличавшимся от чрезвычайно живой и деятельной спутницы, прозванной Марией Чёрной, абсолютным спокойствием. Судя по его взгляду, он, несомненно, понимал и знал больше, чем кто-либо. Мария ещё до войны выполняла личное задание тогда заместителя начальника Первого управления НКГБ Судоплатова, который высоко оценил её деятельность.

Узнав, что Юрий владеет румынским, Мария Чёрная очень обрадовалась. Они стали иногда перебрасываться воспоминаниями либо текущими новостями о той же Румынии. Тем более что Юрий год назад был свидетелем разыгравшегося в Бухаресте путча. В коротких беседах он касался только отдельных деталей, избегая подробностей. Мария же горела любопытством. Юрий воспринял знакомство с удовольствием, но опасался нарушать установленный порядок. Никто об этом не напоминал, но он видел, что сокурсники соблюдают его. Особенно в немецкой группе.

Тем не менее курьёзы случались. Среди русских, немцев, болгар и поляков встречались несколько сербов и хорватов. Последние держались обособленно были неразговорчивыми, хмурыми и казались озабоченными.

Юрий, знавший, что татуировка на теле запрещена руководством и воспринимается как «метка прокажённого», как-то в бане увидел на груди у одного из них довольно крупный череп с полукруглой надписью: «Zvoboda il smartz».

В немецкой группе правила поведения были строгими и одновременно вполне разумными. От каждого можно было что-то почерпнуть, нечто новое услышать и немало полезного перенять. Все люди в прошлом военные, бывалые, с огромным опытом.

Ещё в общежитии при Борисе Ушакове поговаривали, что если для нацистов основной лозунг: «Германия превыше всего», то в помещении, занимаемом в школе немцами, на первом месте должен быть «орднунг» – порядок!

После поражения республиканцев в Испании немецкие товарищи были интернированы во Францию, затем, некоторое время спустя, перекочевали в Советский Союз. Небольшая часть обучались в Уфе.

Дружба Юрия с Альвином Майером оказалась такой тесной, что оба уже не могли друг без друга. Альвин был приятным и добрым собеседником. С ним случалось немало курьёзного и смешного.

В одной из групп на соседней даче обучалась болгарка Вера Павлова, недавно окончившая московский мединститут. Свободно говорила по-русски, очень интересная, весёлая. Небольшого роста, с тонкими чертами лица. Альвин часто заговаривал с ней. Говорили, что она дочь некой известной в Софии политической личности. У неё были знакомые в Коминтерне.

Как-то она отсутствовала сутки. При встрече Альвин пристал к ней:

– О, Фера, де ти пила?

– Ничего я не пила! – возмутилась Вера Павлова. – С чего ты взял?!

– О, найн… Я гофорю, де ти пила ночь?

– Говорю тебе, ничего я не пила ни днём, ни ночью! Отстань…

Пришлось Юрию объяснить Альвину, в чём тут дело. Однако у того была своя теория по поводу русского языка.

По мнению Альвина, одно и то же слово имеет в русском языке чуть ли ни десяток толкований с разными смыслами.

Когда Альвин понял смысл этого каламбура, он смеялся до слёз, просил повторить, пока не выучил незнакомые слова. На протяжении многих дней повторял: «Махен-зи унд трахэн-зи… Ошень корошо!»

Альвин ходил в австрийских сапогах: высоких, бежевых, мягких, со шнуровкой по самые колена. Они были удобны, но стоило ему появиться в городе, как его тут же задерживали, подозрение вызывали сапоги, а затем уже и речь.

В школе Юрий освоил весь цикл программы: отчасти химию, фото и микрофото; научился уменьшать газетную полосу до минимального размера. Также овладел ключом Морзе, изучил методику борьбы с пеленгаторами противника, тайнопись. Специальностей получил немало, но все узкоспецифические, для разведывательно-боевой деятельности на временно оккупированной немецкими войсками советской территории и поддержания регулярной радиосвязи с Наркоматом ГБ.

Вместе с Майером и другими немецкими товарищами Юрий прибыл в Москву. Остановились в Малом Харитоньевском переулке в здании некоего морского штаба с часовым у входа. Здесь же оказались Отто Хесслер и Карл Кляйнюнг.

На первой встрече в наркомате Юрий узнал, что планы руководства изменились: там пришли к заключению, что направлять их на задание, как ранее предполагалось, нецелесообразно. Из высказанных мотивов он понял, что не все ранее выброшенные на парашютах люди сумели легализоваться. Стало быть, возникли серьёзные опасения за жизнь отправляемых на задание.

В тот же вечер Юрию стало известно, что есть решение руководства управления направить его в составе группы для разведывательно-агентурной и диверсионной работы на временно оккупированной немцами советской территории.