И все же они мне помогли, эти юные наивные девочки. И я впервые поняла, почему за таких, как они, мужчины их рас готовы умирать. Но не думаю, что те навыки, которым они ненавязчиво пытались меня обучить, когда-либо понадобятся мне в будущем. Готовить мне не понравилось, но я позволила этим девушкам увлечь меня в свой круг, так как посчитала важным наладить с ними контакт на будущее.

Но их старания, как оказалось, были напрасными. Впрочем, я давно подозревала, что для нас с Марфинусом ужин будет лишь предлогом, не более того. Ни он, ни я и не думали наслаждаться пищей. Есть не хотелось. Совсем.

Если честно, в тот момент, встретившись с ним взглядом, впервые подумала, что могу его понять. И это понимание вдруг объединило меня с ним. Поддавшись порыву, доверившись интуиции, наитию, я не ушла на свой стул, закончив разливать вино по бокалам, встала рядом со своим мужчиной, которому, положив руку на плечо, запретила подниматься со стула, хоть он и сделал неуверенную попытку. Он был вынужден запрокинуть голову, чтобы смотреть мне в глаза. Такое наше положение придало мне уверенности. Мужчинам и полагалось так смотреть на меня — снизу вверх. Поэтому я нашла в себе силы и в чем-то даже храбрость задать ему вопрос почти легкомысленным, почти светлым тоном.

— Скажи мне, — выдохнула, склонившись над ним и испытывая ни с чем не сравнимое чувство полета от той игры, которую планировала начать. Он напрягся, я продолжила: — Ты умеешь хранить секреты?

В его глазах мелькнуло непонимание. Он замер. Я успела испытать легкое разочарование, приправленное толикой сомнения, но тут же забыла об этом, когда он неожиданно твердо посмотрел на меня и сказал:

— Для тебя могу научиться.

Улыбнулась и одним движением оказалась у него на коленях. От неожиданности он так вцепился в меня, что стало неудобно. Но стоило только совсем неуловимо поменяться в лице, как мужчина, все еще обнимая меня, ослабил хватку, откинулся на высокую спинку мягкого стула и притянул к себе так, чтобы нам обоим было удобно.

— Боюсь спросить, что ты пытаешься этим сказать, — прошептал он, глядя на меня настороженным взглядом. Он на самом деле не знал, чего от меня ждать. Я и сама этого не знала.

— Доверю тебе одну тайну, — перебарывая собственные представления о том, какими должны быть мои отношения с мужчиной, продолжила уже начатую игру. — Готова попросить тебя об одолжении: чтобы все, что произойдет в этой комнате и в этой постели, — я совсем немного скосила глаза в нужном направлении, — осталось только между нами.

— Даже не зная, о чем ты попросишь, могу это обещать, — прошептал он, глядя на меня совсем незнакомыми глазами. Я еще ни разу не видела этого мужчину таким. Серьезным, собранным, и в тоже время… где-то в глубине его взгляда пряталось то, о чем мне очень хотелось узнать поподробнее. Что это? Неужели та самая нежность, которую он готов был разделить с Машмулом Верь-Явь, но не со мной? Еще совсем недавно с кем угодно, только не со мной.

— Ты ведь знаешь, что, даже если бы я и хотела, то не смогла бы подарить тебе нежность. — Я сделала паузу, наблюдая за тем, как то чувство, которое так заинтриговало меня, исчезло из его глаз. Взгляд стал знакомым. Отстраненным, чуть ироничным. Но если когда-то он нравился мне таким, то сейчас — нет. И я продолжила: — Поэтому я прошу тебя об одолжении. — Снова пауза. И он, мой мужчина, позволил себе тихий, почти грустный вздох.

— И чего же ты хочешь, Владычица?

Я на миг закрыла глаза. Мне очень хотелось выразить свое желание взглядом. Знала, что вряд ли получится. Меня никогда такому не учили. Я просто не смогла бы, как та эльфийка из фильма, смотреть на своего мужчину как на единственную радость в своей бесконечной жизни. И все же подняла ресницы. Я смотрела на него, мечтая, что он, несмотря на то, что мужчина, несмотря на то, что по определению не сможет догадаться о моих чувствах по одному только взгляду — всем же известно, как медленно они соображают, эти мужчины, — поймет. Я смотрела и, поддавшись порыву, прижимала ладонь к его щеке, склонялась к губам, да, склонялась, хоть никогда и не жаловала поцелуи, которые так нравятся светлым.

— Научи меня, — попросила. Да, да — попросила мужчину. Это почти унизительно. Но так как на фоне всего услышанного мной вчера и сегодня только «почти», я справилась. Не впала в подлинную ярость, что мне пришлось идти на это. И моим призом стали его недоумение, а потом и поцелуй.

Меня целовал мужчина. Нет, не так. Меня целовал мужчина, с которым я уже делила постель и который, несмотря на это, еще ни разу так меня не целовал. Он немногословен. Я это поняла, когда, так ничего и не сказав на мою просьбу, он подхватил меня на руки, и я только успела удивиться его силе, одернуть себя, подавив порыв ударить и твердо встать на ноги, чтобы иметь возможность отразить любое нападение с его стороны. Я убедила себя, что этого не последует, и позволила отнести себя на кровать.

Он опустил меня на нее так бережно, что на секунду закралось подозрение, будто в этот момент он видел перед собой не меня, а кого-то еще. Это обидно. Снова появилось желание ударить его, разбить в кровь губы, которыми он еще совсем недавно так непривычно меня целовал. Но я сдержалась и вспомнила слова Андрея, который наставлял меня перед киносеансом: «Если тебе что-то не понравится, прежде чем злиться, лучше скажи об этом. Возможно, ты просто что-то не так поняла…», — вот что он сказал. Поэтому я притянула Марфинуса к себе, заставила уткнуться лицом мне в шею и спросила, шепча ему на ухо и честно стараясь, чтобы голос звучал без злобы:

— Ты представляешь на моем месте кого-то другого?

— Даже если бы мог, то не стал бы, — ответил он.

Поднял голову и снова поцеловал. Провел ладонью вдоль моего тела, но так осторожно, так не похоже на то, как он когда-то уже делал это, в тот раз, когда я его заставляла. Сейчас он всего хотел сам. Я разрешила. Это так странно и в то же время удивительно. И теперь, кажется, поняла, что такое нежность и почему он так хотел, чтобы в его жизни была именно она. И я желаю, чтобы она была в нашей жизни. В нашей, да, теперь поверила, что так будет правильно. Подумала об этом и медленно, боясь его лишний раз спугнуть, обидеть, надавить там, где не нужно, начала отвечать.

Это удивительное чувство. Он так чутко реагировал на каждое прикосновение, что я сама не понимала, откуда у меня в горле появился ком и почему намокли ресницы. Он собрал мои слезы губами, и от этого жеста внутри меня не родилась злость. Все плавилось перед глазами, плыло. Внутри горело. Я знала только один способ потушить этот пожар. И все же, не торопила его, своего мужчину. Дала ему возможность насладиться своей властью над моим телом, не претендуя властвовать над ним самим, пока не претендуя. Не в постели. Не сейчас.

И все произошло так, как хотелось ему. Очень нежно и очень медленно. Совсем не было тех резких движений, которые мне так знакомы, совсем не было боли: ни для меня, ни для него. Да, я впилась в его плечи ногтями, но в этот раз специально следила за тем, чтобы не ранить его. Только в конце, когда контроль почти полностью исчез, чего со мной никогда не случалось раньше, оставила на его влажной от пота спине несколько неглубоких царапин. И когда мы, остывая, уже просто лежали рядом в одной постели, не спешила его прогнать, как сделала раньше, слизывала соленые красные капли с этих кровавых полосок и видела, как блаженно он улыбался мне, не открывая глаз.