– Она отправлена в Тауэр, в монетный двор на переплавку, как и остальное его золото, – отрезал Роуленд. – На сегодня хватит, брат Шардлейк. – Он ткнул в меня своим костлявым, запачканным чернилами пальцем: – Добудьте цепь. И побрейтесь. Вы похожи на бродягу.

* * *

Мне было нужно как можно скорее доставить известие о Броккете лорду Парру, но я был голоден и уже изнемог, хотя день едва перевалил за половину. Пересекая двор, в направлении трапезной, я вдруг осознал, что сжимаю руки в кулаки. Тупость Тимоти, предательство Броккета и безразличная грубость Роуленда привели меня в ярость.

Немного придя в себя после обеда, я пошел к себе в контору и попросил Барака и Николаса зайти ко мне в кабинет. По выражению лица ученика я понял, что Джек рассказал ему о моем аресте. Когда дверь закрылась, Барак воскликнул:

– Слава богу, вас отпустили!

– Не было ответа на записку? – спросил я его.

– Не было.

Я сел и посмотрел на своего помощника. Обидно, когда те, кому ты служил, бросают тебя. Особенно королева. Я сказал:

– Что ж, теперь я должен отправить еще одно сообщение в Хэмптон-Корт. Случилось кое-что еще. Лучше направить его прямо лорду Парру.

– Может быть, лучше мне его отнести, – вызвался Николас. – Страже могли сказать, чтобы не пускали Джека, а другому будет проще пройти.

Я посмотрел на молодого человека – он, казалось, пришел в себя после страшной раны, нанесенной ему письмом от отца, и все же в нем появились новая печаль и серьезность.

Барак согласно кивнул:

– Божья кровь, Никки, ты быстро осваиваешь политику! Если только не ловишь шанс посмотреть на прекрасных леди в Хэмптон-Корте, – добавил он затем насмешливо.

Овертон серьезно ответил:

– Клянусь, после того, что случилось с мастером Шардлейком, у меня ни малейшего желания ступать в королевский дворец!

– Спасибо, Николас, – сказал я.

По крайней мере, в конторе еще оставалась преданность, и я немного воспрянул духом.

– А что было в Совете? – спросил Барак.

Я рассказал своим сотрудникам о моем появлении там, о неожиданной помощи Рича и о предательстве Мартина, а закончил рассказ встречей с Роулендом и уныло спросил:

– У кого-нибудь из вас не завалялось ненужной золотой цепи?

– Роуленд – говнюк, – сказал Джек. – Как он облапошил Билкнапа – мне чуть ли не стало жаль старого негодяя! – Он посмотрел на Николаса: – Если собираешься сделать карьеру в юридической сфере, главное – не стань похожим на одного из них.

Овертон не ответил. Я внимательно следил за ним. Что он станет делать, когда через несколько месяцев его обучение у меня закончится? Убежит без оглядки, если хватит мудрости? Но мне не хотелось, чтобы он убежал.

– Значит, вы по-прежнему идете на празднества? – спросил Барак. – Мы с Тамасин завтра собираемся посмотреть на прибытие адмирала в Гринвич. Ей очень хочется.

– Мне бы тоже хотелось это увидеть, – сказал Николас.

– А по мне, так скорее бы это закончилось. Я должен присутствовать на трех церемониях. – Я взглянул на него: – Попытайся во что бы то ни стало доставить записку, которую я сейчас напишу. Теперь можно устроить встречу Броккета со Стайсом в том доме и схватить Стайса. Тогда мы сможем выяснить точно, чем занимался Рич.

Джек поднял брови:

– Каким образом? Он так легко не выдаст своего хозяина. Он не юнец, связавшийся с безумными анабаптистами, как Милдмор или Лиман.

– Это я оставлю лорду Парру, – мрачно ответил я.

Барак покосился на меня:

– Совершенно согласен. Но это несколько жестоко с вашей стороны, вам не кажется?

– С меня довольно.

– Что же затевает Рич? Мы все думали, что он сменил линию поведения, когда охота на еретиков закончилась и пропала книга Анны Эскью. Что он помогает вам. Но ведь это он при помощи Стайса и Броккета донес, что вы сжигали книги.

– Ричу никогда нельзя доверять. Но ты прав, я тоже не могу понять, зачем ему было доносить в Совет, что я сжег книги. Это рискованно: ведь я мог разболтать правду про Анну Эскью.

– Рич всегда улавливает дуновения политического ветра, верно?

– Да. Он начинал как человек Кромвеля.

– А что, если это был двойной блеф? Рич включил это дело в повестку дня Совета вместе с жалобой миссис Слэннинг, так как знал, что ваше сжигание книг не было противозаконным, а обвинения Слэннинг – полный бред?

– Зачем ему это делать? – спросил Николас.

– Затем, чтобы вместе с течением повернуть в сторону реформаторов! – возбужденно объяснил Барак. – Все это представление могло быть направлено на то, чтобы показать его переход на сторону лорда Хартфорда и брата королевы.

– Это кажется слишком непорядочным, чтобы поверить, – с сомнением проговорил Овертон.

– Для этих царедворцев ничто не бывает слишком непорядочно, – решительно ответил я. – Но закавыка в том, что Рич ничего не знал про дело Слэннинг. Он не знал, что Изабель не представит никаких доказательств и останется в дураках, как она и осталась. И потом, он казался искренне обеспокоенным. – Я вздохнул. – Только лорд Парр сможет в этом разобраться. И ему нужно обо всем узнать.

– Брат королевы ему расскажет, – сказал Джек.

– Не всё.

– А какую роль играет во всем этом государственный секретарь Пэджет? – поинтересовался Николас. – Говорят, он самый близкий советник короля.

– Нет, он самый близкий служащий. Это большая разница. Он – глаза и уши короля, распорядитель, если хочешь. Насколько я понимаю, он никогда не возражает против политики короля. Слишком хорошо помнит Уолси и Кромвеля. – Я криво усмехнулся. – Он мастер в интригах, а не в политике.

– Но он наверняка должен заглядывать в будущее – когда король… ну, когда он умрет.

– Хорошо замечено, – согласился Барак. – Он будет блюсти свои интересы и, несомненно, запрыгнет в ту партию, которая вероятнее всего победит.

– Он такой же, как и все они, – проворчал я. – Ничего ни для кого не сделает. И бедолаги вроде меня – просто пешки, они полезны в игре, но ими легко жертвуют. А теперь, Ник, принарядись немного, пока я напишу письмо.

* * *

Оставшееся до вечера время я не работал. Послав Николаса с письмом, я вышел из конторы и сел на скамейку в тени под старым буком, изредка кивая проходящим коллегам. Никто, слава богу, не знал, что я во второй раз угодил в Тауэр, хотя, несомненно, это известие скоро распространится, как обычно бывает. В изнеможении я закрыл глаза и задремал, но через некоторое время услышал, как что-то упало на скамейку рядом со мной. Открыв глаза, я увидел лист – сухой и пожелтевший. Скоро осень.

Я обернулся, услышав, как кто-то зовет меня. Ко мне бежал Скелли. Я встал. Для ответа из Хэмптон-Корта было еще рано.