Короче говоря, о чем-то подобном антрополог Кастанеда слышал. Потому если и удивился «мальчикам кровавым» в глазах старого шамана, то не сильно. Старик порой выдавал подобного рода штуки. Однажды, например, Кастанеда попросил у него совета в безнадежной ситуации — знакомая антрополога умирала от рака в какой-то американской клинике. Кастанеда спросил, можно ли ее как-то спасти. Можно, ответил старик, но для этого она должна уйти от жаления себя и заняться делом — целиком сосредоточиться на спасении. Поскольку она все равно умирает и заниматься ей ничем не нужно, пусть каждую минуту она борется с болезнью. А зримым воплощением этой борьбы будет движение. «Вот такое движение рукой», — и старик сделал вид, будто открывал дверь, толкая ее от себя. Но есть только одна закавыка — одна должна поверить в действенность этого способа. В себя поверить.

Мы уже знаем про этот эффект. Знал о нем и дон Хуан. Однажды Кастанеда рассказал старику о своем умершем друге, который писал Карлосу нервные письма с просьбой встретиться, чтобы разделить с ним его последнее научное путешествие. Кастанеда так и не нашел времени не только для встречи и совместной экспедиции, но даже и для того, чтобы просто ответить на письмо, потому что ему было лень. А потом он узнал, что его друг умер. Кастанеде резко поплохело. Он вспомнил, что друг ведь рассказывал ему о своей неизлечимой болезни! Просто Кастанеда постарался побыстрее стереть из памяти этот факт, и теперь его дико мучила совесть. Он поделился мерзостью своей души с доном Хуаном. И тот ответил: «Не будь ты столь поглощен собственной персоной и своими проблемами, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы заметил, что он закрывает свои счета, встречается с людьми, которые помогали ему, и прощается с ними».

От этих слов Кастанеде стало еще хуже. Он упрекнул старика, что прибыл к нему не за горькими словами, а за каким-нибудь целительным магическим средством от своих душевных мук. Но что индеец ответил: «Ты хочешь слишком многого. Следующее, что ты попросишь, — это будет некое магическое снадобье, способное удалить все, что раздражает тебя, без всяких усилий с твоей стороны, если не считать тех усилий, которые ты затратишь на то, чтобы проглотить эти пилюли. Чем хуже вкус, тем сильнее эффект, — вот девиз европейцев. Ты хочешь результатов: одна порция зелья — и ты исцелен».

Мудрый старик был прав: горькое плацебо лечит лучше сладкого. Адорогое лекарство — лучше дешевого…

Вот с таким интересным человеком судьба свела американского антрополога Карлоса Кастанеду. Что же, кроме очистительных слез, промывающих душу, заставляло американца год за годом наматывать на кардан сотни миль, приезжать в Мексику, спать в хижине старика на составленных старых ящиках, используй вместо матраса стопку джутовых мешков, переносить всевозможные тяготы и рисковать жизнью? Может быть, наркотики, которыми дедушка пичкал студента? Как я уже говорил, для многих имя Кастанеды прочно ассоциируется с растительными психоделиками, и разорвать эту связь, установившуюся в общественном сознании, чрезвычайно трудно — общественное мнение весьма ригидно. Между тем наркотики, которые фигурируют только в самом начале кастанедовского пути (на протяжении первых пары-тройки книг), были нужны только для одной цели — чтобы растормозить мозг и приучить его к тому состоянию, какое и было целью обучения, — к трансу. В дальнейшем они уже не использовались, поскольку Кастанеда научился довольно легко проваливаться в состояние транса под руководством индуктора: его мозг привык к таким режимам работы. Защита была взломана химией. Но взломать ее можно по-разному. Старик говорил антропологу, что способность к трансу есть у каждого человека: она «остается на заднем плане в продолжение всей нашей жизни, если только не выводится вперед благодаря специальной тренировке или случайной травме…» Или клинической смерти, добавлю я.

По большому счету, ничего иного, кроме подробных описаний переживаний в состояниях транса, а также теории этих состояний с точки зрения «параллельной науки», в книгах Кастанеды и нет. Потому как транс был главным инструментом постижения и изменения мира для той древней цивилизации, отголоском которой являлся дон Хуан.

He единственным отголоском! Было бы странно, если бы от всей той традиции тонким кончиком остался один бедный дон Хуан, который — вот везенье-то! — наткнулся на американского антрополога и передал ему перед смертью все свои знания. Нет, чудес не бывает. Старик был такой не один.

К своему удивлению, Карлос Кастанеда узнал, что цепочки людей знания тянутся с глубокой древности, по ним и происходит трансляция. Дон Хуан мог отследить прошлое своей цепочки на двадцать семь поколений назад, и таких линий было множество. Традиция передачи знаний была изустной и занимала годы… Первое, что приходит в голову европейцу, когда он слышит про такое, это схема «учитель-ученик». Однако на самом деле схема гораздо сложнее, и сложность эта связана с чрезвычайно замысловатой системой взглядов на мир древних толтеков.

Одно звено в цепочке поколений, транслирующее знания, — это вовсе не отдельный человек, бывший поначалу учеником, а потом ставший учителем. Звено в цепи трансляции — это группа людей, состоящая из нескольких человек, подбираемых по определенным внутренним характеристикам. Они дополняют друг друга, как кусочки пазла. Эти кусочки, только вместе и только правильно пристыкованные друг к другу, могут составить целостную картинку — звено в цепи поколений.

Задача такого собранного звена — выбрать из окружающей жизни подходящие молодые кандидатуры, обучить их, составить их них «слётанное» звено, то есть сплавить в одно целое и отпустить. На некоторое время после обучения звено распадается и разбредается по жизни, чтобы потом в один прекрасный момент собраться и заняться формированием следующего звена. Зачем это делается? Затем, что за трансляцию полагаются некие «бонусы», о которых позже.

Западная наука для познания мира и пополнения научного корпуса тоже ищет людей подходящего психотипа — склонных к абстрактному мышлению, талантливых, интересующихся данным направлением и т. д. Индейская «наука» занимается тем же самым, только требования к кандидатам там другие: ищутся некие стандартные психотипы, дополняющие друг друга до единой конструкции. По сути, учителя старого звена выплавляют из группы учеников новый цельный организм. Они «отшелушивают» их личную историю, которая мешает стыковке, и начинают многолетний процесс «притачивания» и сплавления нескольких бывших личностей (лишенных уже многих внешних личностных черт) в один надличностный, «трансперсональный» организм. На выходе получается единое существо с единой задачей. Сложно?

Сложность такой системы трансляции знаний и обеспечила ее живучесть.

Кастанеда до некоторого времени не представлял, что попался, как птичка в силки, и является уже не свободным индивидом западного общества, а всего лишь частью чуждой конструкции — деталью нового звена, которое формировало прежнее звено «магов» себе на смену.

Какие же знания транслируют маги из поколения в поколение и с какой целью? А также чего добились владеющие древними знаниями в области преобразования природы?

Поскольку изложить в одной главе все двенадцать томов древнего учения я не могу, придется начать с некоего постулата. Он совершенно неочевиден и звучит так: помимо привычного нам способа постижения мира — через органы чувств в качестве посредников — возможно и непосредственное миропостижение — сразу сознанием. Это возможно, потому что мир един, а не разделен, как полагает европейская парадигма, на собственно мир и сознание, его постигающее. А если так, если разницы между миром и сознанием никакой нет (она иллюзорная), значит, непосредственное познание, осознание мира возможно, а органы чувств — это не датчики, как мы себе представляем, а фильтры. Пользуясь которыми, мы обуживаем, искажаем, редактируем, цензурируем мир. А не познаем во всей полноте.