Условия перемирия сами по себе были не слишком суровыми. Адмирал Калторп добился от Османской империи полной капитуляции, а остальное — выдвижение более жестких условий — оставил политикам. Османы должны были открыть проливы для флота союзников, передав все форты на берегах Дарданелл под их контроль и расчистив проходы сквозь минные поля. Условия перемирия предусматривали также немедленную и полную военную демобилизацию и передачу британцам и французам всех военных кораблей. Все каналы сообщения — железнодорожные, телеграфные и беспроводной связи — должны были перейти под надзор союзников. Немецким и австрийским войскам давался один месяц, чтобы покинуть территорию Османской империи. Союзнические военнопленные и интернированные армяне должны были быть переправлены в Стамбул и «безоговорочно переданы» союзникам, тогда как османские военнопленные должны были остаться в руках победителей[565].

Некоторые условия Мудросского перемирия должны были вызвать у османов тревогу относительно своего будущего. Тот факт, что армяне были упомянуты в нем дважды, со всей очевидностью указывал на то, что османские власти будут призваны к ответу за совершенные ими преступления против человечности. В условиях перемирия также содержались намеки на грядущий раздел империи — в частности, это вытекало из требования о выводе всех османских войск из Киликии, на которую претендовала Франция; из требования признать право союзников на оккупацию «стратегических точек» в целях обеспечения собственной безопасности, а также права оккупировать любые территории в шести «армянских вилайетах» в случае возникновения «беспорядков». Подписав этот документ, османские делегаты фактически уступили права на шесть провинций в Восточной Анатолии армянам.

Провозглашение перемирия в центре Багдада 31 октября 1918 года

На момент окончания войны Багдад находился в руках британцев почти 20 месяцев. На фотографии видны признаки типично «имперской» политики: западные зрители в костюмах и шляпах стоят отдельно от толпы местных жителей. Обратите внимание на многочисленные британские флаги, которыми украшены окружающие площадь здания.

В соответствии с условиями перемирия военные действия закончились в полдень 31 октября 1918 года. Османская империя вышла из войны почти через год после России и всего за 11 дней до Германии, капитулировавшей 11 ноября. Османы удивили всех, продержавшись до последних дней войны, — но ничего не выиграли от своей стойкости. Длительная война истощила империю, обрекла ее население на невиданные тяготы и лишения и сделала поражение еще более горьким.

Новость о перемирии вызвала эйфорию по обеим сторонам линии фронта: солдаты радовались тому, что выжили, и мечтали о возвращении домой. «Все смертельные ветры утихли, и все реки крови утекли, — написал один индийский кавалерист своему брату на урду. — Теперь воцарится мир и спокойствие, и мы сможем вернуться в родной дом»[566]. Эти слова выражали сокровенные чаяния всех солдат из всех уголков земли, которые сражались на османских фронтах Первой мировой войны и уцелели.

Поражение в Первой мировой войне хотя и стало для Османской империи национальной катастрофой, но не было беспрецедентным событием. Начиная с 1699 года османы проиграли большинство войн, в которых участвовали, но сохранили свою империю. Однако никогда прежде они не сталкивались с таким множеством противоречивых интересов, как в ходе переговоров о мире после Великой войны. Оказавшись между молотом и наковальней — требованиями держав-победительниц с одной стороны и турецких националистов с другой, османы потеряли по условиям мирного договора гораздо больше, чем непосредственно в ходе войны.

Тринадцатого ноября 1918 года союзный флот прошел через Дарданеллы, очищенные османами от мин в соответствии с условиями перемирия, и на полных парах направился к Стамбулу. Османская столица, которая так и не сдалась иностранным армиям в ходе войны, теперь была беззащитна перед державами-победительницами. Сорок два корабля — британских, французских, итальянских и греческих — во главе с линкором Королевских ВМС «Агамемнон» подошли к дворцу Долмабахче, возвышающемуся на берегу Босфора. Пролетевшая над ними эскадрилья бипланов дополнила красочное зрелище. Адмирал Сомерсет Гоф-Калторп и другие офицеры сошли на набережную, чтобы вступить во владение городом. Солдаты армий Антанты промаршировали по улицам под звуки военных оркестров, а ликующее христианское население Стамбула приветствовало их как героев-освободителей.

Григорис Балакян находился в толпе, наблюдая за тем, как союзный флот показался из-за стамбульских холмов и вошел в Босфор. Вопреки всему армянский священник выжил и в сентябре 1918 года вернулся в родной город. Опасаясь ареста, он два месяца скрывался от властей в доме матери и сестры, которые были несказанно рады его неожиданному появлению, потому что давно считали его мертвым. Он проводил целые дни за работой над книгой «Армянская Голгофа», стремясь записать свои трагические воспоминания, пока те были свежи в памяти. Однако он хотел своими глазами увидеть этот знаменательный момент — прибытие флота союзников, означавшее, что страдания армянского народа подошли к концу.

Чтобы добраться до европейской части Стамбула, Балакян в целях маскировки надел на себя редингот и цилиндр. Турецкий лодочник, везший его через Босфор, не подозревал, что разговаривает с армянским священником. «Эфенди, — сокрушался он, — в какие ужасные времена мы живем! Что за черные дни настали! Талаат и Энвер уничтожили нашу страну и бежали, бросив нас на произвол судьбы. Кто бы поверил, что иностранный флот войдет в Константинополь, да еще с такой помпой, а мы, мусульмане, будем простыми зрителями?» Балакян неожиданно для самого себя проникся острым сочувствием к этому несчастному человеку и попытался его утешить: «Черные дни всегда проходят, пройдут и эти!»[567]

В толпе на набережной в этот день также находился немецкий генерал Отто Лиман фон Сандерс. В течение пяти лет он служил Османской империи сначала как глава немецкой военной миссии, затем как главнокомандующий группой армий «Йылдырым» в Палестине. В сентябре он чудом избежал плена в Назарете и покинул Сирию, преследуемый британцами. В Адане Лиман передал командование остатками османских войск турецкому генералу Мустафе Кемаль-паше, герою Галлиполийской кампании, а затем вернулся в Стамбул, чтобы обеспечить возвращение немецких войск из Османской империи в соответствии с условиями перемирия.