под впечатлением от бенефиса писателя обрушился на него с обвинениями на грани фола. Журналиста издания возмутили слова Лема: «Мне сначала мешал Гитлер, потом ужасно мешал Сталин, потом мне очень мешала Польша Берута, страшные муки приходилось претерпевать, когда надо было получить загранпаспорт <…> потом была цензура и так далее, и так далее». Патриотичный публицист припомнил Лему его статью 1953 года «Империализм на Марсе», где писатель разглагольствовал о надежде, которую внушает социализм, в противовес безнадежности и кликушеству капитализма. Журналист язвительно похвалил Лема за неизменную «благонадежность» (по-русски), позволяющую ему не превратиться в новую Шимборскую, чья участь – «постоянное цепляние за левацкую группку „национального меньшинства“ в Союзе левых демократов – Союзе свободы и за свалившуюся Нобелевку»[1361].

Однако это был сущий писк на фоне овации Лему, устроенной в прессе. «Газета выборча», «Пшекруй», «Нова фантастыка» и «Тыгодник повшехный» сделали спецвыпуски, целиком посвященные Лему! И даже тот самый «Наш дзенник» сподобился на довольно теплую статью о Леме[1362]. Разве что Яцек Дукай несколько охладил всеобщие восторги: «В мировой научной фантастике позиции Лема не так значительны, как может показаться из Польши. Это правда, что он единственный широко известный на Западе автор научной фантастики из Восточной Европы, но нужно соблюдать пропорции: его знают главным образом профессионалы, критики и писатели, он остается „академическим“ автором. Властителем дум массового читателя он не стал»[1363].

11 сентября 2001 года усилиями «Выдавництва литерацкого» должна была пройти «кибернетическая вечеринка» в честь Лема: ему вручили бы медаль за заслуги перед Малопольским воеводством; зачитали бы стихотворения Шимборской, Липской и Милоша в честь юбиляра; издательство опубликовало бы подготовленный совместно с читателями и Яжембским сборник из пятнадцати рассказов «Фантастический Лем», а 15-го на Главном рынке были запланированы гонки луноходов, парад двойников Лема и космический матч с тремя воротами между сборными «Политики», «Газеты выборчей» и «Тыгодника повшехного». Вдобавок в краковских кинотеатрах прошла бы ретроспектива фильмов по книгам Лема. Но именно 11 сентября произошел крупнейший теракт в истории планеты, что выглядело даже символично: катастрофа пришлась на юбилей великого катастрофиста. Празднование было ограничено торжественным приемом (хотя ретроспективу фильмов и выход сборника отменять не стали). «Он уже давно видит приближающуюся глобальную трагедию и ничего не может поделать, потому что его предупреждений не слушают, – написал Марек Орамус на следующий день после теракта. – Самые лучшие свои произведения он написал, стремясь исправить положение в мире, но со временем понял, что таким образом ему не удастся предотвратить апокалипсиса»[1364].

События в США заставили Лема ужесточить свое отношение к исламу. «Трудно представить монотеистическую религию, более раздробленную, чем ислам. Одни говорят, что это сама мягкость во имя Бога милосердного, другие – что убили несколько тысяч неверных, поэтому слава Аллаху! На все находится объяснение <…> Атака Аль-Каиды нанесла вред не только Америке, но и всему миру, кроме двух стран – России и Китая, которые немного чересчур повернулись в сторону Запада. Однако я не верю в чудесные перемены и предполагаю, что, когда изменится политическая конъюнктура, они, словно отпущенная пружина, вернутся на старые пути развития»[1365]. «Трудно вам живется с неверием?» – спросила его журналистка «Политики». «Нет такого вопроса, трудно или нет, – ответил Лем. – Теоретически, если бы у человека были четыре ноги, он прочнее стоял бы на земле, даже напившись. Но зачем об этом задумываться, если ноги всего две? <…> Кроме того, где он, этот рай? И какой он? Христианский? В Коране написано, что умерших ждут гурии, которые будут им поклоняться. Отсюда можно предположить, что все удирали бы из христианского рая в мусульманский, чтобы вечно ощущать прикосновения поклонниц. А что бы мы делали в раю с ногами, руками и зубами – ведь тела, кажется, должны воскреснуть? Там дают мороженое?»[1366]

В апреле 2002 года Лем опять оказался на прицеле у правых, хотя и не по своей вине. Одна из радиостанций при участии Министерства образования устроила диктант для дислектиков, использовав для этого только что изданную книгу текстов, которые когда-то Лем экспромтом диктовал своему племяннику. Некоторые особенно въедливые политики заглянули в книгу и ужаснулись черному юмору писателя. Вспыхнул скандал, который докатился аж до Сейма. Лига польских семей даже обвинила Лема в пропаганде каннибализма[1367].

В следующем месяце вышло переиздание «Так говорил… Лем» с добавлением новых бесед с Бересем и с включением фрагмента, удаленного из сборника в 1987 году. В «Тыгоднике повшехном» в связи с выходом книги отметили, что на Лема больше не взирают как на пророка: «Он и раньше не был апологетом цивилизации. Но раньше его внимательно читали и комментировали <…> Когда Бересь в 80-е годы читал доклад о Леме, зал был не только полон, но докладчик еще и вынужден был парировать нападки за совершенно невинные высказывания Лема об отце Кольбе. Когда (тоже в 80-е годы) во Вроцлав приехал Ежи Яжембский, чтобы в рамках Недели христианской культуры рассказать о Боге атеистов (Лема, Шульца и Гомбровича), желающие его послушать не поместились в костеле. Ныне же, и Лем это прекрасно понимает, к нему приклеился ярлык ворчуна»[1368]. Зато краковский критик Вацлав Крупиньский остался в полном восторге: «Я никогда не был любителем SF, не восхищали меня миры фантастики и футурологии, космология, астрофизика и планетология были мне столь же чужды, как живущим на Висле достаток и уважение к закону <…> но то, что говорит Лем, меня увлекло <…> В мире так называемой политкорректности, в мире пресных суждений эти интервью, идущие наперекор национальным заблуждениям и мифам, имеют особую ценность»[1369]. А вот Влодзимеж Юраш отметил, что научная проницательность Лема не соответствует его политическому чутью: «Говоря о политике, [Лем] не может уберечься от банальности и схематизма, происходящих напрямую из польской версии политкорректности, в которой главной угрозой демократии уже двенадцать лет считаются церковь и религия. Протест, хотя по иным причинам, вызывают и другие политические диагнозы Лема, очевидные до банальности. „Они сражаются друг с другом за власть, а не за благополучие общества. Когда богатые дерутся, у бедных чубы трещат“, – говорит Лем. Ну правда, жаль тратить столь острый ум на такие заявления… „Так говорил… Лем“ – книга очень грустная. Прежде всего потому, что писатель, досконально проанализировав и продумав основополагающие проб-ЛЕМы Вселенной и человека, не оставляет роду людскому никаких шансов»[1370].

В подобном ключе высказались и авторы статьи о взгляде Лема на роль научных открытий в развитии цивилизации, вышедшей в журнале Świat nauki («Сьвят науки»/«Мир науки»): «В