Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну как что?
— А я вам скажу что: золото сразу бы уплыло. Пришел бы в музей Нейман, забрал бы золото да и сдал бы его в какой-нибудь Госфонд или Госбанк на вес и в переплавку. А мелочь бы вы по карманам рассовали. А я как сейчас сижу, так и тогда бы сидел.
— Позвольте, это по каким же карманам? — сразу вспыхнул Мячин.
— Ну, по каким? По хрипушинским, неймановским, по вашим, мало ли на свете подходящих карманов? Той, которая меня допрашивала, тоже что-нибудь, собаке, на орехи — на сережки или на колечко — обломилось бы.
— Да вы с ума сошли! — ошалело воскликнул прокурор.
Зыбин, усмехаясь, поглядел на него.
— Неужели? — спросил он насмешливо. — А такие протоколы вы видели — «кольцо из белого металла со вставленным стеклом». И платиновое кольцо с изумрудом шло за рубль. Видели?
— Подождите. А к моим рукам тоже что-то прилипало? — поинтересовался Гуляев.
— Про вас я ничего не знаю.
— Ну спасибо хоть за это. Так вот, и такие люди были, конечно, Георгий Николаевич, но они давным-давно изгнаны из органов. Кое-кто даже расстрелян. Что же касается Неймана…
— То его уже нет среди нас, — сказал прокурор.
— Фью! — присвистнул Зыбин. — Значит, он уже того?… Сыграл в белый металл и зеленое стеклышко? Успел попользоваться? У него вы это все и забрали? Ловко!
— Ну, об этом потом, — как-то невнятно сказал прокурор.
— А сейчас вот так… — властно перебил его Гуляев. — Неймана нет, и кончать это дело приходится нам. Курган эти молодцы, что принесли диадему, снесли бульдозером. Научил их кто-то или случайно это вышло, пока неясно. Погребальный инвентарь весь у нас. Говорят, правда, что, может быть, есть там и вторая, боковая камера, вот сегодня-завтра приедут специалисты и тогда все окончательно прояснится. А сейчас вам казначей принесет деньги и вещи. Берите и идите домой. Там все в полном порядке. Ключ — вот. Советую лечь и никуда больше не ходить, отдохнуть.
Он вышел из-за стола и подошел к Зыбину.
— Ну, до свиданья, Георгий Николаевич, — сказал он как-то по-доброму, даже по-дружески, — поморочили мы друг другу голову, а?…
— Ну, что касается меня… — начал холодно Зыбин, — то я…
— Ну ладно, ладно, — улыбнулся Гуляев. — Не начинайте снова, а про Неймана тоже плохо не думайте, он ведь все это и принес нам. И тех кладоискателей арестовал и привел под револьвером в илийское отделение милиции. Если бы не он, мы бы и до сих пор плутали в потемках.
— Да как же так? — изумился Зыбин, и у него даже голос дрогнул. — Но почему же тогда…
— Ладно, ладно, потом, потом…
Через час он вышел из узенькой низенькой железной дверцы и пошел по улице. Она была совершенно пуста, но всю эту сторону ее занимал Большой дом с сотнями окон и занавесок, и за каждой занавеской, конечно, были люди. Он шел медленно, не оглядываясь, мимо сотен скрытых глаз. Прошел улицу до конца, пересек ее, поднялся по крошечной площади с памятником в шинели и завернул в сосновый парк. В парке тоже никого не было. Только сторож шаркал метлой возле узорчатых деревянных ворот, выгребая семечки и конфетные обертки. Лесная тишина и прохлада обняла его, только он вступил в аллею. Тут пахло хвоей и накаленным песком. На площадках под ветерком покачивались расписные деревянные кони-драконы, все в разводах и ожерельях, в красных и черных яблоках. Посредине площадки в беседке кто-то похрапывал. Боже мой! До чего же тих и спокоен мир! Он отыскал скамейку поодаль, сел, откинулся на спинку и почувствовал, как мелким комариным звоном дребезжит голова. «Не хватало еще разболеться», — подумал он и вдруг понял, что смертельно, может быть на всю жизнь, устал.
Двое мальчишек в пионерских галстуках с рогатками промчались мимо. Потом оглянулись на него, остановились и зашептались. Очевидно, что-то в нем было такое, что привлекало их жадное мальчишеское любопытство. Ведь нет людей на свете более приметливых, чем они! Но его и мальчишки сейчас раздражали.
— У-у, — сказал он им и скорчил морду.
Они фыркнули и убежали. Он посидел еще немного, поулыбался, похмурился, потом поднялся и пошел.
И вышел в центр парка. Это место он знал хорошо. По вечерам тут гремел оркестр и стояла дощатая эстрада. На ней иллюзионисты показывали фокусы-покусы и пел пионерский хор. Здесь постоянно назначались встречи. Здесь дрались и танцевали. А сейчас было тихо и пустынно. Он посмотрел на мягкий песочек и подумал: «Эх, сейчас босиком бы по этому песочку, да по камешкам, да по хвое — хорошо!» И вдруг перед собой увидел телефонную будку. Боже мой, как же он мог забыть! Он вскочил в кабину, опустил монету и назвал номер Лины. Его соединили, но телефон не отвечал. Он постоял, подождал, подумал, что да, время-то он выбрал неудобное, это рабочие часы, а служебного телефона он не знает, придется ждать до четырех часов! А что он будет делать это время? И тут вдруг детский голосок сказал ему: «Алле». «Позовите, пожалуйста, Полину Юрьевну», — попросил он.
— А они уехали, — ответили ему весело.
— Как? — Всего что угодно он ожидал, но только не этого. — Когда?
— Две недели назад, адреса не знаем, — заученно ответил ему ребятенок и положил трубку. Он еще с минуту постоял, плохо соображая, что же ему надлежит теперь делать. Потом тихонько повесил трубку, повернулся и пошел. И увидел прямо перед собой Неймана. И пошел на него.
— Ну, мое почтенье, — сказал он грубовато.
— Здравствуйте, Георгий Николаевич, — ответил ему Нейман. — Звонили?
— Как видите.
— Так уехала наша Полина Юрьевна, уехала!
— Когда? — Зыбин схватил его за руку.
— Да после второго нашего вызова и уехала.
— Значит, вы и ее допрашивали? — спросил Зыбин.
— Ну а как же? Очень хорошо себя держала. О вас только самое лучшее.
— Так, так, — Зыбин шумно выдохнул. — Ну а вы тут что? Тоже гуляете?
— Гуляю. Вас жду.
— Это зачем же?
Зыбин старался говорить спокойно, даже с легкой улыбочкой, но внутри у него все дрожало и ухало. И так поламывало позвоночник, что он, сам не замечая того, выгибался, как от боли.
— Зачем? — повторил задумчиво Нейман. — Да, зачем? Вот сам думаю про это. О Полине Юрьевне хотел вам рассказать. С освобождением поздравить. Если нужно, домой свести, в лавочку сбегать. Деньги-то вам отдали?
— А-а, — слегка наклонил голову Зыбин. — Ну, спасибо.
Сейчас, когда он стоял перед Зыбиным, а не сидел за огромным державным столом, заставленным телефонами и чернильницами, Зыбин увидел, какой же он неказистый. Так, воробышек, местечковый еврейчик, чеховский персонаж, Ротшильд со скрипкой.