– не любили, зато банкетки и диваны драпировали тканями, а торговцы сидели под расшитыми навесами. В греческом Византии государство финансировало мастерские по изготовлению реликвариев, а османы поддерживали женщин-вышивальщиц и мужчин-каллиграфов. Такие мастера, как Хафиз Осман, создавали неуловимо красивые тексты. Одни воспевали Аллаха, другие составляли документы для канцелярии Османской империи. Каллиграфические тексты писали на пергаментах, бумаге и даже таком нежном материале, как опавшие листья. Эти изысканные манускрипты тоже стали высоко цениться на Западе.

Массовая каллиграфия долгое время была отличительным ремеслом этого османского города, но отныне строки из Корана и хадисов, выполненные на керамике, бронзе, мраморе или золоте, стали появляться повсеместно. В 1727 г. в городе открылось первое книгопечатное производство с использованием османского языка и арабского шрифта, типография Мутеферрика (просуществовала она недолго, и лет через десять была законсервирована). В 1746 г. в садах Топкапы вновь стали проводить фестиваль тюльпанов. В высоких, светлых, полных напечатанных на арабском языке книг залах библиотеки дворца Топкапы, которая и сейчас завораживает, можно было найти отдохновение от ярких растительных красок. Правители города помнили видение Османа о Костантинийи и пытались воссоздать его. А многочисленным приезжим с Запада оставалось все записывать.

В начале Нового времени в Стамбул прибывало все больше и больше путешественников. И помимо торговли, приключений и возможности подглядеть чужую жизнь, это объяснялось еще и важной причиной политического характера. К середине XVII в. в Англии османские турки перестали быть протестантской заменой папистов, а стали роялистской заменой пуританам. Ричард Флекноу с восторгом описывал Стамбул: «Нигде больше не видел я отваги более подлинной и большей учтивости, чем здесь. Все носят разнообразные, цветные шелка, пышные тюрбаны и развевающиеся наряды, а улицы их похожи на тюльпанные сады»… В стихах Роберта Геррика тюльпаны – аллегория на гибель Англии Стюартов{837}.

Стамбул нуждался в друзьях. После поражения в Вене и унизительного Карловицкого мира 1699 г. политическая ситуация начала усугубляться. В городе недоставало продовольствия, а в 1703 г. студенты объединились с янычарами и простыми жителями и вышли из Стамбула в Эдирне, свергнув султана Мустафу II. Многие были разгневаны тем, что султаны слишком много времени проводили не в самом Царьграде, а в Эдирне, в том местечке, которое ныне называется «цыганским городком». Через четверть века после осады Вены янычары по-прежнему пели воодушевляющие песни о том, какие жертвы они принесли во время этой военной кампании – и все за просто так. Наступившее после этой истории в Эдирне затишье пугало. Но когда Ахмед III вновь взошел на трон во дворце Топкапы, он в качестве благодарности превратил весь Стамбул в один город развлечений. В Стамбуле османским султанам все настойчиво напоминало: чтобы в них верили и чтобы им подчинялись, они должны быть на виду.

Еще один урок из осады Вены состоял в том, что османам нужно было поучиться у Запада – как военному делу, так и культуре. Раз уж Стамбулу не суждено властвовать над западноевропейскими городами, можно было хотя бы просветиться. В поисках союзников, за знаниями и навыками городские драгоманы сначала обратились к Франции. В Париж отправили посланников, которые, вернувшись, доложили султану о французских обычаях и порядках. В городе появились уменьшенные копии версальских садов, а к 1719 г. число проживающих тут французов увеличилось до 175 – не сравнить с той небольшой группкой, что жила здесь в середине XVII в. В 1718 г. французский изобретатель познакомил горожан с пожарной мотопомпой – механизированным насосом со шлангом (до тех пор пожары тушили янычары с ведрами). Вскоре французские архитекторы (например, Антуан Игнас-Меллинг, оставивший нам дивные изображения города в начале XVIII в.) уже проектировали на берегах Босфора дворцы для османских принцесс. В отличие от замкнутых конструкций традиционных турецких домов, у этих особняков был открытый выход к воде. Султаны полюбили сады в европейском стиле – в одном даже был настоящий лабиринт. На месте невозделанных участков городского ландшафта постепенно появлялись парки. Воду подводили к общественным фонтанам, а бурьян окаймляли тюльпанные сады.

Для себя султан Ахмед III создал убежище, где смешались традиции многих культур. В довольно обшарпанном в наши дни районе, за мелкопроволочной сеткой и грудами гниющих паллет укрылся Айналы Кавак. Это небольшой летний дворец за окруженным стеной садом. Он стал любимой резиденцией султана. От суматохи верфей это сооружение, ставшее образцом смешения восточного и западного стилей, защищали 10 000 кипарисов, представляющих собой охотничьи угодья. На своей миниатюре придворный художник Левни изобразил Ахмеда III – он стоит у позолоченного зеркала (наверное, одного из муранских зеркал, «высоких, как тополя», присланных в дар султану), глядя на водные соревнования, которые проводились на Золотом Роге в честь обрезания четверых его сыновей.

Панорама Константинополя. Антуан Игнас-Меллинг, «Живописное путешествие по Константинополю и берегам Босфора». 1819 г.

С усилиями по вестернизации возникли кое-какие трудности. В дневнике, который на протяжении 24 лет вел один из жителей Стамбула, Телхиси Мустафа Эфенди и который обнаружился в архивах канцелярии премьер-министра, говорится о том, что чиновникам было поручено срезать с платьев европейские воротники, которые – на свой страх и риск – отваживались надевать некоторые женщины. Автор с такими мерами согласен: «Это удар в самое яблочко! Помоги Аллах, чтобы так продолжалось и дальше»{838}.

Мятежи и гражданские волнения в 1730 и 1740 гг. (когда были разграблены дома и торговые помещения на берегах Золотого Рога) напомнили городу о том, что тут протест – это народная традиция. Крикуны на улицах призывали жителей Стамбула «к оружию», велели закрывать магазины, а когда казалось, что назревает беда, объявлялся комендантский час. Попавшиеся получали телесные отметины: если удавалось избежать казни, то всякого, кого подозревали во лжи относительно его участия, подвергали отсечению конечностей, порке, битью по подошвам или выжиганию клейма (женщин обычно били по ягодицам, а затем высылали из города). Мятежникам отсекали голову. И хотя на Западе писали, что «визитная карточка» Стамбула – сажать на кол (это не так), такое наказание предусматривалось.

Вызывали трения и прибывавшие в город беженцы. После неудачного наступления на Вену в 1683 г. султан не стремился затевать военные походы на другие страны, однако многие из тех, кто пришел в Стамбул за спасением, бежали от столкновений на землях Османской империи. В середине XVIII в. в городе было зафиксировано 10–12 тысяч иммигрантов из Албании. Во время рамадана регулярно случался наплыв попрошаек и дервишей. Эти мигранты, похоже, образовали некий низший слой общества, они спали на улицах, а местные жители