их презирали. Бывало, раздавались публичные заявления о том, что эти «непрошеные гости» должны отправиться «туда, откуда пришли».

На протяжении всего XVIII в. рос как уровень организованной преступности, так и масштаб проституции{839}. В городе чувствовалось напряжение. И, несмотря на попытку Ахмеда III установить мир с помощью культурных прямых мер, в 1726 г. толпа десять суток швыряла камнями по дворцу.

И все же сила Стамбула долгое время и заключалась именно в его пестроте. Порой жители Галаты и Перы (по большей части христианских районов), отправляясь через Золотой Рог в Стамбул, боялись за свои жизни, зато был шанс смешаться с курдами, грузинами, албанцами, арабами, эфиопами. Многие приезжие иностранцы искренне восхищались качеством и разнообразием еды, вин и музыки, а также чистоте помещений, где ее готовили и подавали. Культуру воды в Стамбуле сравнивали с лондонской, парижской и венской – с огромным перевесом в пользу первой.

Изумительно интересный факт: наиболее ярко в пользу османского стремления перенять западную культуру свидетельствуют «Peintres du Bosphore» – художники, писавшие в традициях Востока. После появления в Париже в 1721 и 1740 гг. османских послов распространилась мода одеваться en sultane (в том числе, ей следовали любовницы Людовика XV – маркиза де Помпадур и графиня Дюбарри). А Александр Поуп заказал портрет леди Мэри Уортли-Монтегю в османском наряде. Эту картину он повесил в своем особняке на Темзе. Портретист Лиотар в 1750-х гг. фланировал по Лондону, переодевшись в османского турка. Этот модный фетиш перекидывали с Запада на Восток, словно эстафетную палочку, пока в 1829 г. не провели реформу о служебной форме: те, кто служил при дворе султана, стали носить отороченные мехом накидки, традиционные кафтаны и тюрбаны. До конца XIX в. на пике моды держались фески и стамбулины, застегивающиеся сверху донизу на пуговицы халаты, носить которые султан настойчиво призывал жителей.

Между тем, со времен правления султана Селима III (1789–1807 гг.) при дворе неистовой популярностью пользовалась портретная живопись в западной технике. Дома Селим III позволял женщинам вести счета, сочинять музыку, стрелять из лука. Идти в ногу со временем султана побуждали, скорее, политические, чем чисто эстетические мотивы. Он писал, что Османская империя «разваливается». Когда главным евнухом был Морали Бешир-ага, его личное войско проносилось по улицам, вымогая мзду. Янычары, некогда представлявшие в городе иноземную силу, стали врагами перемен.

Другие же продолжали наблюдать за этой «столицей мира» из-за рубежей империи. Наполеон Бонапарт якобы говорил: «Если бы мир был единым государством, то его столица была бы в Стамбуле». В 1793 г. османы открыли свое первое посольство в Лондоне (сначала их тридцатилетний посол обосновался в Royal Hotel на Пэлл-Мэлл), вступив в союз с Англией, чтобы противостоять Наполеону. В 1798 г. французы захватили Египет. В Париже благоговели перед восточной модой, и во время разрушительных военных кампаний Наполеона Европу наводнили сокровища с Востока. Египетская военная кампания диктатора – в конце концов неудачная – подразумевала участие отрядов «исследователей» и «ученых», нацеленных на «научную экспедицию». Все вместе они насобирали около 5000 важных исторических артефактов, действуя, как те первые византийские правители Константинополя, собиратели предметов искусства. Однако поражение означало, что огромная часть культурных трофеев, в конце концов, оказалась в Англии – как, например, Розеттский камень в Британском музее.

А Мекку с Мединой тем временем в 1803 г. грабили саудиты и их истовые ихваны. Местные феодальные правители, которых называли derebeys (властителями долины), например Али-паша в Албании и Кавалали Мехмед Али в Египте, сохраняли относительную независимость от центрального правительства.

Отголоски ослабления и разобщения османских земель проявляются и в нашей современности. Возле дворца Топкапы, который сегодня охраняют полицейские в солнцезащитных очках и с автоматами, стоит изысканный фонтан, созданный по заказу Ахмеда III. Его спроектировали и возвели во славу мира и понимания между народами. Эта диковина в стиле османского барокко заключает в себе мечты стамбульских правителей 1718–1730 гг. Когда я писала эту книгу, этот фонтан упоминался среди целей, которые наметили себе боевики ИГИЛ{840}, действующие на ранее принадлежавших Османской империи территориях Египта, Сирии и Ирака.

Не стоит забывать, что Афродита всегда, со времен своего рождения на Среднем Востоке, будучи еще Иштар, или Астартой, и избранным символом Стамбула во все эпохи – языческую, христианскую и османскую, – была не просто богиней секса, красоты и вожделения, но и богиней войны. Хотя в XVIII в. путешественники описывали Стамбул как «город, судьбой предназначенный и самой природой созданный для независимости»{841}, на деле же султан и его придворные изо всех сил старались удержать власть. В 1717 г., подъезжая к Константинополю, леди Мэри Уортли-Монтегю пришла в ужас, заметив усеянные костями и черепами османов поля. В Стамбуле сажали тюльпаны и украшали улицы искусственным освещением, а над городом сгущались тучи, угрожая ему как изнутри, так и снаружи.

Часть восьмая. Город мятежей и возможностей

Османская империя в Крымской войне

Расширение территории Стамбула с 1807 по 2000 г.

Первая Мировая война

Глава 67. О, любовь! Младая любовь!

1809–1821 гг. (1223–1237 гг. по исламскому календарю)

Он говорил с Жуаном об Испании, О турках и о нравах прочих стран, Где каждый – раб чужого приказания… Лорд Байрон, «Дон Жуан»{842},{843}

Напротив отеля Premier Inn и уже несуществующего ночного клуба Ruby Blue возле Лестер-сквер в Лондоне, за местом сбора гастарбайтеров, прибывших с ранее входившей в Османскую империю территории Сирии и Ирака, стоит красивое круглое здание. Сейчас в нем – римско-католическая церковь. До того, как ее освятили, это строение предназначалось для выставки панорам крупнейших городов мира. Панорама Константинополя, написанная в 1799 г. Генри Астоном Баркером с площадки в Галате и представленная публике в Лондоне