Взгляд инстинктивно упал на темный, закопченный камин. На полку над ним.

Там лежали отцовские фигурки, вырезанные из дерева. Их покрывал густой слой пыли и бахрома паутины. Несколько фигурок были опрокинуты. Скорее всего, птицы или зверюшки похозяйничали.

В ушах появился знакомый гул. Шаги по пыльным половицам зазвучали громче обычного. Неста подошла к полке.

Посередине восседал медведь размером с ее кулак. Дрожащими пальцами Неста подняла фигурку и сдула пыль.

– А у него были способности, – тихо сказал Кассиан.

– Не так много. – Неста вернула медведя на полку, борясь с подступающей тошнотой.

Нет. Так нельзя. Нужно держаться. Управлять собой. И спокойно смотреть на свидетельства своей прошлой жизни.

Она вдохнула через нос. Выдохнула через рот, не забывая считать.

Все это время Кассиан стоял рядом. Молча. Не прикасаясь к ней. Просто стоял, чтобы ей было легче. Ее друг, которого она позвала с собой не потому, что он делил с нею постель, а потому, что ей захотелось показать ему эту хижину. Она нуждалась в его уравновешенности, доброте и понимании.

Неста потянулась за другой фигуркой: розой из темной древесины. Она положила розу на ладонь, удивляясь тяжести деревянного цветка, и провела пальцем по лепестку.

– Эту розу он вырезал для Элайны. Была зима, а она скучала по цветам.

– А тебе он что-нибудь вырезал?

– Со мной он предпочитал не связываться. – Неста судорожно вдохнула, задержала дыхание, выдохнула. Подождала, пока ум успокоится. – Он бы сделал и для меня, если б я хоть одним словечком его поддержала. Но… я этого не делала. Я была слишком зла.

– Ты имела основания для злости. Вся ваша жизнь пошла кувырком.

– Когда мы впервые встретились, ты сказал мне совсем другое. – Неста резко повернулась к нему. – Ты назвал меня куском дерьма за то, что я позволила младшей сестре отправиться на охоту, а сама томилась от безделья.

– Я такого не говорил.

– Я не про слова. Про смысл. – Неста расправила плечи и повернулась к убогой койке, втиснутой между стеной и очагом. – И ты был прав.

Кассиан молчал. Неста подошла к койке.

– Все годы жизни здесь отец спал на этой койке, уступив нам спальню. Та кровать… единственная вещь из нашей прежней жизни. На ней я родилась. На ней умерла моя мать. Я ненавижу эту кровать.

Она дотронулась до остова койки. Трухлявая древесина заскрипела. Из-под пальцев посыпались щепки.

– Но эту койку я ненавижу еще сильнее. Днем она стояла в нише, как сейчас. А по вечерам отец выволакивал ее оттуда, придвигал поближе к огню и ложился, накрываясь несколькими одеялами. Я смотрела на него и думала: «Какой слабак». Прятался от жизни, как испуганное животное. Меня это бесило.

– А сейчас тоже бесит? – осторожно спросил Кассиан.

– Сейчас… – Она несколько раз сглотнула. – Я тогда думала: и поделом ему. Пусть спит на скрипучей койке. Мне и в голову не приходило, что отец хотел, чтобы у нас была настоящая кровать. Чтобы мы могли спать в тепле, вытянувшись во весь рост. У нас отобрали все имущество, разрешив взять лишь несколько вещей. И он выбрал кровать, чтобы нам было удобно. Чтобы мы не скрючивались на койках или на полу.

Несте снова сдавило грудь.

– Я не пускала его на кровать, даже когда кредиторы искалечили ему ногу. Я была целиком погружена в горе и гнев… Я жалела себя и думала: пусть испытает хотя бы крупицу моих страданий.

К боли в груди добавилось бурление в животе.

– Он наверняка все знал, – хрипло продолжала Неста. – Он не мог не знать, какая я отвратительная, и тем не менее… он никогда не кричал. Это злило меня еще сильнее. А потом он назвал моим именем корабль. Приплыл к месту битвы. Я… я не понимаю почему.

– Ты была его дочерью.

– Разве это что-то объясняет?

Неста смотрела на опечаленное лицо Кассиана. Он печалился из-за нее. Из-за боли в ее груди и жжения в глазах.

– Любовь – сложная штука.

Неста опустила глаза. Потом, отругав себя за трусость, подняла снова.

– Я никогда не задумывалась, каково было отцу пройти через все это. Из человека, сколотившего изрядное состояние, из человека, которого называли Принцем торговцев, превратиться в нищего. Думаю, даже смерть нашей матери подействовала на него меньше, чем потеря кораблей. Он был так уверен, что предпринятая затея принесет ему еще больше денег, сделает немыслимым богачом. Ему говорили, что он обезумел, а он и слышать не хотел. Когда предсказания сбылись… Думаю, унижение подкосило его не меньше денежного краха.

Неста перевела взгляд на свои ладони, где уже начали появляться мозоли. Такие мозоли были и на ее пальцах.

– Я помню, как злорадствовали кредиторы, явившись сюда. Они и раньше ненавидели отца, но были вынуждены молча копить ненависть. Зато потом они отыгрались по полной, изуродовав ему ногу. Я тогда боялась, как бы их гнев не перекинулся на нас с Элайной. А Фейра… она пыталась их остановить. Пока мы прятались в спальне, она находилась рядом с отцом.

Неста заставила себя посмотреть Кассиану в глаза.

– Я подвела Фейру, не только позволив ей ходить на охоту. Хватало и других случаев.

– Ты когда-нибудь говорила ей об этом?

– Нет. – Неста иронично фыркнула. – Я не знала, как сказать.

Кассиан пристально смотрел на Несту. Она едва удерживалась, чтобы не съежиться под его взглядом.

– Ты найдешь способ. Когда будешь готова.

– Очень мудро с твоей стороны.

Кассиан изобразил поклон.

Невзирая на мрачность хижины и тягостное прошлое, связанное с этим жилищем, Неста улыбнулась. Деревянную розу она сунула в карман.

– Хватит, я насмотрелась.

– Ты так думаешь?

Пальцы Несты сжали отцовскую поделку.

– Думаю, мне требовалось повидать это место. В последний раз. Понять, что для меня и сестер оно навсегда осталось в прошлом. Что здесь нет ничего, кроме пыли и тягостных воспоминаний.

Кассиан обнял ее за талию. Они пошли к двери, еще раз взглянув на скромную роспись, которой Фейра пыталась украсить хижину.

– До возвращения Аза еще есть время. Давай полетаем, – предложил Кассиан.

– А местные жители? Они же разбегутся, вопя от ужаса.

Кассиан озорно улыбнулся, распахнул провисшую дверь и вывел Несту на солнце и свежий воздух.

– Это добавит впечатлений их унылым дням.

Прошел месяц. Зима покрыла Веларис, словно иней оконное стекло.

Утренние занятия превратились в борьбу с холодом. Жрицы по-прежнему упражнялись с мечами и кинжалами, наполняя морозный воздух облачками выдыхаемого пара. Холодный металл эфесов прилипал к пальцам и обжигал. Даже щиты иногда покрывались инеем. Гвин твердила подругам, что валькирии умели сражаться в любую погоду. Особенно в холодные месяцы. И потому, когда выпал снег, Неста и другие продолжили занятия.