Обучение на курсах было платным. Годовая плата в 1906–1907 годах составляла 100 руб. + 10 руб. «за пользование чертежными принадлежностями»; с 1907 года — 125 руб., позже она возросла до 150 руб.

Иногородним студенткам приходилось тратить деньги еще и на съем квартиры. А далеко не все из них могли получать достаточно денег из дома. Одна из студенток пишет: «Обычно вдвоем снимали комнату с уговором: два самовара в день и уборка. Питались в столовой. Домой к чаю приносили традиционный студенческий паек: сахар и сушки. Если приглашали в гости друзей, покупали булку и колбасу. Но главное, конечно, было не в угощении, а в бесконечных беседах и спорах».

Поэтому при курсах вскоре были организованы касса взаимопомощи, столовая, бюро труда. Курсистки давали уроки математики в богатых домах, брали заказы на переписку, переводы, статистические и чертежные работы, корректуру.

Об обучении на курсах вспоминает Юлия Ивановна Бакиновская, инженер-сторитель, впоследствии работавшая на Кругобайкальской и Закавказской железных дорогах и участвовавшая в прокладке трамвайных путей в Петрограде: «…В то прозрачное сентябрьское утро я пришла поступать в „Женские политехнические курсы“. Первые впечатления стерлись из памяти. От взволнованности, от переполняющей сердце радости ожидания необходимые формальности выполняла как во сне. Потом — словно толчок, словно высвеченная тысячью прожекторов из вороха лет и событий картина — первая лекция. То была даже не лекция, а скорее гимн во славу науки.

Профессор математики Долбня посвятил его нам — первым женщинам России, решившим стать инженерами. Он говорил о математике, доминирующей над всеми инженерными науками. Как великолепно, стройно, захватывающе уводил он в мир формул и строгих цифр наше юное воображение! Изумительно органично он мог слить воедино и эти формулы, и эти цифры с непревзойденными творениями искусства. „Без математики, — говорил он, — нет и не может быть музыки, балета, поэзии… Композиторы призывают ее на помощь, создавая прекрасные по силе гармонии произведения. В балете исключительно важен ритм танца. В поэзии — ритм стиха“.

Он рассказывал нам о Бахе и Чайковском, читал стихи Гейне и Пушкина…

Мы полюбили математику, по-настоящему увлекались механикой, физикой… Был у каждого и свой предмет, которому отдавалось предпочтение. У меня очень быстро стал им курс мостов. Не могу с достоверностью утверждать, но, по-видимому, в этом большую роль сыграло не только то, как нам читали его, но и постоянное восхищение изумительными по инженерной мысли и художественному воплощению мостами Петербурга.

Но увлечение увлечением. Ему отдавались основные силы и время. И все-таки постоянно жило сознание того, что какую бы человек ни выбрал себе специальность, пусть даже самую узкую, он должен, он обязан иметь широкий кругозор. А где же, как не в Петербурге, можно его расширить. Все были любознательны, большинство из нас впервые попало в Петербург с его неповторимыми памятниками архитектуры, всемирно известными театрами и музеями. Мы отрывали от скудных средств несколько копеек, выкраивали вечера и бежали на спектакли с Шаляпиным, Собиновым, Баттистини, на концерты с участием дирижеров Никиша и Направника, старались ни в коем случае не пропустить гастроли знаменитой Сары Бернар.

Жили трудно и радостно, стремительно и напряженно. Хотелось все услышать, обо всем узнать. Нас одолевала страсть к познаниям. Мы бегали даже на лекции в университет, где можно было послушать любого профессора. Мне довелось слышать М. М. Ковалевского. Он читал на юридическом факультете „Парламентаризм в Англии“. Слушала я там же и курс профессора Петражицкого „Энциклопедия права“.

Тогда мы только пускались в длинный и трудный жизненный путь. Путь этот брал начало в великое время первой русской революции. Вот почему мы были буквально захвачены общим революционным подъемом, стремлением быть полезными своему народу. А для этого нужны были знания, очень много знаний, и мы, женщины, впервые получившие доступ в высшую школу, поглощали их с жадностью…

У нас на курсах читали лучшие профессора города, ученые с мировым именем. Хорошо помню лекции нашего бессменного ректора профессора Николая Леонидовича Щукина. Это был очень интересный педагог и замечательный человек. Занимая пост товарища министра путей сообщения, он упорно добивался для нас прав инженеров.

Перед экзаменами по теоретической механике у Николая Леонидовича мы все дрожали. Казалось, что он видит каждую из нас насквозь. Случалось, что, почти не спрашивая, он ставил пятерку или предлагал прийти к нему через месяц.

Одним из главных предметов на факультете считали курс мостов. Проект моста большого пролета был обязателен для всех, вне зависимости от темы дипломной работы. Читал этот курс профессор Григорий Петрович Передерни, известный уже в то время ученый. Слушать его лекции было трудно. Он не обладал ораторским талантом Н. Л. Щукина, в его изложении материала не было блеска, но мы с величайшим вниманием ловили каждое сказанное им почти шепотом слово. В аудитории стояла идеальная тишина. Его книга „Мосты“ многим из нас казалась увлекательнее любого романа.

Как руководитель проектов Григорий Петрович был незаменим. Его лаконичные, меткие замечания давали так много, как никакие многочасовые консультации с другими преподавателями. К проекту он предъявлял высокие требования, главное из них — выражение индивидуальности проектанта.

Задания по мостам были и интересными, и серьезными. Так, одна из наших курсисток, Саввина, делала проект Бородинского моста через реку Москву…»

Первый выпуск женщин-инженеров состоялся в 1912 году. До 1916 года курсы выпустили 50 женщин-инженеров. В своих воспоминаниях они мало пишут об учебе, больше о том, как проходили практику, а позже искали себе место, как устраивались на работу. Это понятно: на курсах они были среди единомышленников, позже им пришлось доказывать, что они не зря учились, бороться с предубеждениями.

Многие женщины-инженеры рассказывали, что им на работе коллеги устраивали «проверку на прочность» — заставляли пройти по тонкой балке на высоте, подняться на шаткие леса.

Уникальный опыт удалось получить Александре Ивановне Соколовой-Марениной. Она понимала, что для того, чтобы с гарантией найти работу, ей нужно овладеть знаниями, которых не было у большинства мужчин-инженеров. «Так родилась мысль подучиться сначала у американцев, у которых техника была бесспорно выше, чем во всех других странах. Я считала, что в Америке увижу и освою все, что было в то время передового в технике, и, если даже побуду там простым рабочим, вернусь в Россию с необходимым практическим опытом».

Приключения начались, стоило пароходу подойти к Лонг-Айленду. Александру отказались пускать на берег: у нее было мало наличных денег и ее никто не встречал. К счастью, за нее поручился кассир парохода и дал расписку, что при необходимости ее поддержит и не допустит, чтобы она нищенствовала. Работы для женщины-инженера не было ни в Нью-Йорке, ни в крупном промышленном городе Буффало. Александра Ивановна потратила первые несколько месяцев на изучение английского языка, одновременно давая уроки русского и зарабатывая деньги на жилье и еду. После этого она придумала хитрость, которая помогла ей найти работу по специальности.